Мемуары младенца

Ну, хорошо, не штудировал. Я рос нормальным ребенком и читал «Мурзилку», как другие дети.

Но маленький Черчилль и крохотный Цицерон все же были предустановлены во мне, по дефолту.

Мое выступление в школе началось с конфуза: над моей картонной лошадкой стали хихикать. Одноклассников можно было понять: этот спичечно-веревочный монстр даже отдаленно не напоминал четвероногое. Причем никакое четвероногое не напоминал, а не только лошадку.

И вот тогда-то маленький Черчилль и крохотный Цицерон и отодвинули косноязычного Батлука на задний план, а сами вышли на авансцену.

Сначала они взяли одноклассников на понт (есть такой популярный риторический прием, известный еще с Древнего Рима), объявив, что те вовек не догадаются, из чего сделано туловище лошадки. Никто не догадался, а Цицерон, назвав правильный ответ, победоносно пучил глаза (правда, по свидетельству современников, Марк Туллий так никогда не делал, так что, возможно, глаза пучил все-таки косноязычный Батлук).

При этом Черчилль с Цицероном ни словом не обмолвились про телевизор и честно присвоили авторство идеи себе. То есть мне.

Затем, в ответ на провокационную реплику одного мерзкого отличника с не-ве-ро-ят-но оригинальной идей вырезания снежинки из сложенного втрое листка бумаги про то, что никто не вешает на елки лошадей, Черчилль с Цицероном дали достойный отпор и не стушевались (когда эти парни тушевались, особенно выступая вдвоем, правда же?). Они ответили, мол, это не простая лошадь, а лошадь Буденного, поэтому ей на советской елке самое место. Хотя сейчас я уже сомневаюсь, что это придумал Черчилль. Он же ненавидел советскую власть. Скорее всего, все-таки Цицерон. Да, конечно, Цицерон, он же про советскую власть даже не знал. Правда, теперь, на дистанции времени, Буденный на новогодней елке уже не кажется мне таким уж очевидным решением. Но тогда меня горячо поддержала учительница. В те годы приветствовался любой абсурд, если он питался из вечного первоисточника советской мифологии.

Наконец, отпустив Черчилля с Цицероном, слово снова взял я. Класс к тому моменту был уже моим. Девочки не дышали, некоторые полуобморочно жевали банты. Мальчики расписывались в собственном поражении в тетрадках в линейку. Я распухал, как тесто на дрожжах гордыни, и скоро уперся липкой головой в потолок. В заключение я сказал, что, к великому сожалению, родители выдали мне только одну втулку от рулона туалетной бумаги, поэтому на свет появилась только одна невероятно прекрасная и романтическая туалетная игрушка. А вот если бы у меня было больше таких втулок, я завалил бы мир прекрасным с горкой.

В моей последней сентенции заключалась сермяжная правда. В Советском Союзе туалетная бумага была в дефиците.

На следующий день после моего триумфа одна особо впечатлительная девочка, которая накануне изгрызла бант до корней волос, принесла мне в школу втулку от рулона туалетной бумаги. Через день мне передали еще несколько втулок. К концу недели одноклассники и ребята из других классов буквально засыпали меня втулками от бумаги. Какой-то мальчик даже принес мне целый рулон. Он признался, что выкрал его ночью из специального шкафа у родителей.

«Там еще была банка красной икры, – в нерешительности добавил мальчик, – но тебе же икру не надо?»

«Икру не надо», – снисходительно разрешил я.

Главный хулиган всея школы притащил мне довольно странную втулку, влажную с одного конца. Я не решился задать ему вопрос, откуда он ее вытащил. Наверное, лучше мне было этого не знать…

А через много лет, уже старшеклассником, я узнал про байку, ходившую по школе после того случая со втулками.

Когда на педсовете учителя дежурно обменивались последними новостями и наша учительница рассказала про массовое туалетное помешательство школьников, которое она назвала «трогательной историей», наш историк, подозреваемый коллегами в диссидентстве, буркнул себе под нос, но так, что услышали многие:

«Дожили. Учащиеся Первомайского района какают исключительно ради Батлука».

25. Виола

Становление моей сексуальности напоминало артхаусный триллер. В период полового созревания я влюблялся в женщин на упаковке продуктов. Полово созревать в Советском Союзе был тот еще квест. Сначала меня томила красотка с пачки плавленого сыра «Виола». Потом незнакомка с пакетика хрустящей картошки. Наконец, блондинка с коробки духов «Наташа».

По моей нездоровой фиксации на продовольственных товарах профильные специалисты могли бы написать монографии и защитить диссертации. Но о ней никто не подозревал. По ночам, втихаря, я шуршал дрожащими пальчиками хрустящей картошкой и закатывал глаза. Я ходил в «Продукты», как на свидание. Если бы пионерская организация в то время узнала, что после школы в обычных советских магазинах я покупал себе женщин, у нее бы галстуки встали дыбом.

Самое клиническое в этой истории заключается в том, что мои первые реальные девушки были похожи на своих предшественниц с упаковки.

То есть фактически одно время я встречался с плавленым сыром.

26. Роман с камнем