Мемуары

Этот небольшой стишок есть осознание того, что ты один среди многих других своего рода — очень важное, может быть, самое важное, по крайней мере с точки зрения равновесия разума — осознание того, что ты член многочисленного человечества с его многообразными нуждами, проблемами и чувствами, не какое-то уникальное создание, а один из множества себе подобных; подозреваю, что это самое важное осознание для всех нас именно теперь, при любых обстоятельствах, но особенно — сейчас. Момент осознания того, что мое существование и моя судьба могут раствориться так же легко, как зола, разбросанная в сильный снегопад, восстановило для меня, при совершенно других обстоятельствах, мое переживание в Кельнском соборе. И мне кажется, что оно было продолжением этого переживания, его развитием: сначала — касание мистической руки одинокой страдающей головы, затем — мягкий урок или демонстрация того, что голова, несмотря на достигший пика кризис, остается тем не менее одной головой — в толпе других.

Вернувшись из Европы, я еще год должен был ходить в школу университетского городка Сент-Луиса. Жизнь стала немного легче, чем раньше. Прежде всего помогла школьная газета — по просьбе преподавателя английского, попросившего меня рассказать о моих путешествиях по Европе, я написал серию статеек, ни одна из которых не упоминала ни чудеса в Кельне и Амстердаме, ни сам кризис; тем не менее, это позволило мне занять определенное положение среди сотоварищей — не только как самого робкого в школе, но и как единственного, кто путешествовал за границей.

Я по-прежнему не мог громко говорить в классе. И учителя перестали спрашивать меня, потому что если меня спрашивали, я мог издавать только едва слышные звуки — горло буквально деревенело от панического страха.

А что касается той самой фобии, фобии пугающей природы мозговой деятельности, то она больше никогда не возникала.

Позвольте привести вам еще одну откровенную правду. Я никогда не сомневался в существовании Бога, никогда не пренебрегал возможностью преклонить колени для молитвы, если ситуация (а они возникают часто) кажется, с моей точки зрения, достаточно критической, чтобы заслуживать внимания Господа, и, как хотелось бы, Его вмешательства.

Некоторые циники из вас будут теперь думать, что я соревнуюсь с Мэри Пикфорд, которая написала книгу под названием «Почему бы не испытать Бога?»[9]

Не возражаю. Я достаточно стар, чтобы любить Мэри Пикфорд, если это относится к делу.

3

Когда мне надо было отправляться в колледж в начале осени 1929 года, внезапно выяснилось, что денег на обучение нет; если бы ни бабушка, в нужный момент явившаяся с тысячей долларов, я бы не поехал. Этот был один из многих случаев в моей жизни, когда бабушка и дедушка Дейкины вносили спокойствие и порядок в мое обычно хаотическое состояние и брали на себя ответственность за завершение мною каких-нибудь дел, чаще всего — счастливой атмосферой, которую они способны были создавать, а иногда — волшебной способностью оказывать финансовую помощь из своих скромных источников.

Я уехал в Университет штата Миссури, в очаровательный городок Колумбия.

Когда студенческие братства набирали новых членов, я не участвовал, потому что не мог себе представить, что какое-нибудь братство захочет меня принять.

Это очень разочаровывало моего отца, который в годы обучения в университете штата Теннесси был членом Пи Каппа Альфа[10], и он вознамерился как-нибудь при случае навести в этом деле порядок.

Миссис Эдвина сопровождала меня в Колумбию; ее совершенно не трогало, что я не собираюсь вступать ни в какое братство. Первую ночь мы провели в отеле, а на следующий день она подобрала мне подходящий, с ее точки зрения, пансион. Пансион был разделен по половому признаку — в нем было два здания, их владелицей была весьма живая, средних лет, хозяйка, вдова, разъезжавшая на ярко-красном «Бьюике» с открытым верхом.

Мальчики и девочки встречались только за едой. Там было пианино, две или три девушки умели играть, и слушать их доставляло мне удовольствие.

Забыл упомянуть, что в первый вечер в Колумбии, у почтовой стойки отеля, я написал письмо Хейзл, которая поступила в университет штата Висконсин, и сделал ей предложение. Через неделю пришел доброжелательный, но отрицательный ответ, объясняющий, что мы еще слишком молоды, чтобы думать о подобных вещах…

Я жил в одной комнате с молодым лунатиком. Однажды ночью он встал с постели, пересек комнату, подошел к моей кровати и лег со мной. Я помню его долговязым деревенским мальчишкой, белобрысым, по-юношески слегка прыщеватым, но не отталкивающим.

Естественно, когда он заполз ко мне в постель, я закричал. Он что-то пробормотал и заковылял обратно к своей кровати в другом углу комнаты.

Еще одно признание комической природы.

Несколько ночей подряд я ждал, что эти проявления лунатизма повторятся, и надеялся, что они поведут его в том же направлении.

Но тогда это случилось всего один раз.