Memory Makers

Используя чужие неудачи и преступления, чтобы свести к минимуму сложные моменты российского прошлого, прокремлевские деятели обеляют российскую историю, чтобы придать своей нации чувство морального авторитета. Вечным источником морального авторитета России является победа советского народа в войне, а также защита Россией памяти о Великой Отечественной войне. Во все времена и во всех пересказах этническая русская - нация занимает привилегированное положение. Ничто не должно осквернять историческую память о русских в Великой Отечественной войне. Эта привилегия еще больше подчеркивается тем, что СМИ используют преступления других людей для оправдания и контекстуализации российских или советских преступлений. Например, в статье, якобы описывающей ситуацию на Украине, журналист Петр Лихоманов написал в "Российской газете", что Большой террор был оправдан необходимостью борьбы с внутренними врагами, такими как бандеровцы, которые могли бы подорвать советские военные действия. Он даже назвал массовые репрессии, тюремные заключения и убийства советского государства в этот период "профилактическими арестами 1937 года" (Лихоманов 2014). Таким образом, как это часто бывает при использовании истории в политических целях, ссылки на историю не только придают вкус интерпретации настоящего события, но и проникают в прошлое, используя события настоящего для оправдания того, что произошло в истории.

Российские государственные СМИ, политики и дипломаты также выдвинули громкие обвинения в исторических преступлениях и ревизионизме, чтобы сохранить память в качестве постоянной темы для разговоров, используя геополитику как способ повысить ее актуальность и потенциал для агитации, в обоих смыслах этого слова. В частности, агрессивная риторика способствовала разжиганию "войн памяти" между Россией и различными соседними государствами, в которых политические акторы вступают в недостойные споры об исторической роли своих стран - особенно в военное время (Lebow et al. 2006). Например, гнев российских политиков и общественности в отношении Чехии, Польши, Украины и стран Балтии по поводу демонтажа советских военных мемориалов или переименования улиц советской эпохи (Miller 2020). Довольно часто эти войны памяти разгораются из-за законов о памяти в стране происхождения, которые требуют, как в случае с Польшей, удаления коммунистических знаков отличия (кроме как на могилах).

Войны памяти - как и многие другие конфликты - характеризуются симбиотической враждой, в которой наиболее яростные представители противоборствующих сторон зависят от воинов памяти другой стороны, чтобы извлечь выгоду внутри страны, что приводит к спирали экстремизма. Поскольку каждая сторона отвечает все более жесткой и оборонительной риторикой, общественность отвлекается от реальной политики политикой символизма. В случае с Россией официальные лица и политики могут свалить трудности в отношениях России с европейскими и постсоветскими соседями на якобы недостаточное знание истории и неуважение к памяти последних, создавая тем самым совершенно иную систему координат для своей аудитории. Это также подтверждает аргумент о том, что русские обладают особым историческим пониманием или знанием ("культурным сознанием") - аргумент, важный для определения конечной цели использования истории Кремлем. Эту цель и само использование нельзя рассматривать в отрыве друг от друга или от тензора политического дискурса, который окружает их, способствует им и, в свою очередь, подпитывается ими.

 

Русофобия

Представление о том, что Россия является объектом кампании исторической фальсификации, трудно поддерживать без утверждения, что мир, особенно Запад, охвачен русофобией. Президент Путин и другие даже зашли так далеко, что приравняли русофобию к антисемитизму, назвав ненависть к русским "новой" ненавистью к евреям (Prezident Rossii 2017b). Этот нарратив стал особенно интенсивным после полномасштабного вторжения России на Украину, которое предсказуемо и, к сожалению, вызвало гораздо больше реальных случаев русофобских нападений, освещаемых российскими СМИ с ликованием.