Memory Makers

Академики и комментаторы также ссылались на давние международные союзы, чтобы оправдать российское военное вмешательство; например, в редакционной статье "Аргументов и фактов" под названием "Почему Россия в Сирии?" политолог Сергей Гриняев объяснил: "Эта страна была нашим союзником еще со времен СССР" (Аргументы и факты 2015b). Пророссийские альянсы, на которые делали упор СМИ, почти всегда были пережитками советских союзов и идеологических симпатий, эклектично охватывая Джереми Корбина, иорданских королей и вьетнамских коммунистов (Лента 2015c; Замахина 2015; Зубков 2015). Основной посыл заключался в том, что Россия может пользоваться преимуществами исторических альянсов, созданных с помощью советской "мягкой силы". Как будто, подтвердив свой статус великой державы с советскими долгами, Россия открыла сокровищницу альянсов. Внезапно известные союзники СССР, такие как Куба, были описаны как "снова на нашей стороне" (Борисов 2015). Естественно, основной акцент был сделан на долговечности и прочности российского союза с Сирией (Lenta 2015d), в котором Россия вернула СССР роль ее защитника (Алехина 2015).

С октября 2015 года Россия усилила и расширила свое военное присутствие в Сирии. В ответ на это телевизионные шоу и СМИ стали подробно рассказывать о новом российском оружии , разжигая ажиотаж милитаризма. Примером одержимости блестящим оружием и военным порно стал недавно созданный раздел "Русское оружие" на сайте "Российской газеты". Здесь и в других разделах читатели могли узнать о новейших образцах вооружений и об их истории; например, СМИ подчеркивали советское наследие Ту160 (Российская газета 2015б) и ракеты "Калибр" (Колесниченко 2015), способствуя созданию ощущения преемственности между советским и российским оружием и солдатами.

Российские СМИ также с удовольствием подчеркивали преемственность и достижения невоенного характера, например, освоение космоса. Дмитрий Медведев привел один из таких примеров в интервью "Российской газете", когда сравнил шок Запада от демонстрации силы России в Сирии и на мировой арене с их удивлением после запуска спутника Sputnik:

 

Американцы переживают травму, которая имеет только один прецедент: запуск первого искусственного спутника Земли (Спутника) в октябре 1957 года. Тогда Америка решила, что она во всем была не права. Но это самообвинение привело к появлению первого человека на Луне. Сейчас мы говорим не о Луне, а о дипломатах и спецслужбах, принимающих решения в ситуации, когда появилась невиданная ранее военная машина с новыми видами вооружений, на создании которых настоял Владимир Путин, несмотря на разрушительный [экономический] кризис, вызванный падением цен на нефть.

Кузьмин 2015

 

Последняя строка приведенной выше цитаты выдает озабоченность внутренней политикой в том, что в остальном было очень ориентировано на внешний мир. Однако даже это было лишь попыткой свалить вину за экономические проблемы России на внешние силы, а не на политику Владимира Путина.

Аргумент о том, что Россия восстанавливает величие времен холодной войны, неизбежно подпитывал все более мессианские представления о глобальной роли России. В этом тема продолжала логику освещения санкций, согласно которой многое из того плохого, что произошло с 1991 года, произошло именно из-за распада СССР, хотя в этом освещении больше подчеркивалось окончание холодной войны, чем конец СССР. Более эрудированные российские СМИ утверждали, что возвращение России на мировую арену и возобновление прав СССР восстановит баланс в мировом порядке; например, Анна Федякина из "Российской газеты" утверждала, что российское вмешательство в Сирии "напоминает то, что было во времена холодной войны, когда между СССР и США существовал баланс, который позволял действовать" (Федякина 2015).

Хотя демонизация западных лидеров была характерна для всех этих примеров - и в речах и обращениях политиков присутствовал значительный элемент исключения, - правительство старалось не создавать слишком много врагов. Вместо этого политические лидеры предпочитали использовать большой (хотя и не всеобъемлющий) подход к патриотической истории, находя место для целого ряда голосов в ее туманных пересказах российской истории. В конечном итоге цель исторического фрейминга заключалась в том, чтобы сделать историю актуальной для многих людей, использовать ее для "продажи" государственной политики и привить санированный взгляд на историю, обеспечивающий удобный контекст для настоящего: такой взгляд укрепляет основные убеждения Кремля о России как о великой державе с миссией и потребностью в сильном государстве и особом пути. Освещение и историзированные объяснения украинского кризиса, санкций 2014 года и Сирии укрепили это видение российской идентичности, но они также внесли свой вклад в более широкий медиадискурс, который одержим и секьюритизирован историей с явными политическими и политическими последствиями.

 

Глава 4. Усиление призыва к истории