Мегафон

— Как не так? Его дома занимают два квартала на той улице, где я взимаю по шесть долларов с дома за членство в Обществе взаимопомощи домохозяев! Почему он не признает моих условий? Его-то условия я признаю? Когда он получил полтора миллиона долларов премии от Уэстоверского банка, где я держу свои деньги, я же не возражал. Я сказал себе: «Чорт с ним, это его рэкет». А он… ему принадлежат двадцать — тридцать домишек на улице, где я делаю дела… и он скулит, что приходится платить мне каких-нибудь несчастных сто двадцать долларов в месяц… Мразь это, а не человек!

Мирберг досадливо махнул рукой.

— Джо никак не может взять в толк, — сказал он, обращаясь к Каридиусу, — что Меррит Литтенхэм имеет законное право на получение премии от своего банка, что раз он сумел убедить правление, премия вполне законна, и ни одному вкладчику, ни одному акционеру до этого нет дела.

Канарелли тоже обернулся к Каридиусу:

— А я говорю ему, что и я имею такое же право. Раз я взимаю определенную сумму с каждого дома, эти деньги мне причитаются, хотя бы дома принадлежали Мерриту Литтенхэму!

— Но ведь ваши поборы незаконны!

— Подумаешь! Ничего не стоило бы их узаконить! Достаточно провести закон о том, что надо вступать в организации взаимопомощи и платить установленные взносы.

— Не знаю, можно или нельзя провести такой закон, — перебил его Мирберг. — Но дело в том, что законы для литтенхэмовских банков существуют давно, поэтому бесполезно говорить об его премии. Не хотите платить, можете взять свои деньги из его банка… и положить в какой-нибудь другой.

— Вот увидите, с домами, которые я контролирую, тоже так будет, и, может быть, даже очень скоро.

— Как бы то ни было, я совсем не для этих разговоров вызвал вас сюда.

— А о чем вы хотите говорить?

— Будет мистер Каридиус назначен в комиссию по военным делам?

— А-а… Если только это имеет какое-нибудь отношение к ассигнованиям на заводы военного снаряжения Меррита Литтенхэма… тогда… мистер Каридиус будет назначен в комиссию по военным делам… Покажу я проклятой литтенхэмовской банде, как совать нос в мои дела.

23

В одно прекрасное утро, несколько недель спустя, достопочтенный Генри Ли Каридиус в самом радужном настроении, предвкушая приятное путешествие, отправился из своей квартиры в доме «Элбмерл» в аэропорт. По мере того как такси приближалось к месту назначения, он все чаще выглядывал из окна, стараясь рассмотреть, кто едет в обгоняющих его машинах.

Приехав в аэропорт и убедившись, что вашингтонский самолет еще не готовится к отлету, Каридиус остановился перед воротами и стал следить за подъезжающими такси. Когда он услышал стук моторов самолета, он стал еще нетерпеливее с явным волнением всматриваться в прибывающих пассажиров. Но пробил час отлета. Он торопливо подошел к кассе, купил билет и спросил кассира, не вылетела ли в Вашингтон более ранним самолетом высокая, стройная девушка.

Кассир кивнул головой, протягивая Каридиусу билет.

— Несколько было, — сказал он.

Член Конгресса поглядел на кассира.

— Несколько чего? — спросил он язвительно. — Самолетов или девушек? — И прошел за решетку, кляня про себя кассира.

В самом подавленном настроении Каридиус сел в самолет и отправился в Вашингтон один. В пути он думал о том, сколько можно было бы сэкономить, если бы мисс Литтенхэм пользовалась одним самолетом с ним: вторую половину собаки он мог бы засчитывать как свой багаж, и мисс Литтенхэм ничего не пришлось бы платить за провоз. Каридиус решил переговорить с ней об этом, как только увидит ее.

Прибыв к себе в контору, он стремительно взбежал по лестнице и зашагал по коридору, издали высматривая, не лежит ли у дверей огромная, пятнистая, как леопард, собака. Но собаки не было. Двери его канцелярии были затворены и заперты на замок. Член Конгресса вынул свой ключ, открыл дверь и вошел. Комнаты были совершенно пусты. На одном из столов лежала стопка неподписанных писем, которые надлежало отправить еще накануне вечером. Он присел к столу и занялся ими, но и за работой не переставал прислушиваться, не раздадутся ли в коридоре шаги мисс Литтенхэм.

Но никаких шагов слышно не было, и он уже стал про себя поругивать ее: «Вот… является поздно, уходит рано… придется попросту сказать ей, что на будущее время…»

На этом дверь из коридора распахнулась, и на пороге появилась мисс Литтенхэм, что мгновенно разрядило атмосферу и привело Каридиуса в наилучшее настроение.

— Я опоздала? — огорченно спросила девушка.

— Как будто, нет… — Он бросил взгляд на часы. — Я занялся этими письмами и не следил за временем.

— Да, я опоздала… опоздала почти на час… — Девушка взглянула на свои часы. — А на ваших сколько?

Она подошла к столу и положила свою узкую загорелую руку рядом с его широким белым запястьем. Это было приятное зрелище, независимо от того, что те и другие часы показывали почти одинаковое время.

— Я задержалась, — объяснила она, — потому что перед отъездом побывала у Крауземана.

— У Крауземана?

— Да, и знаете, он очень милый старичок…