Медведь

КОГДА ДЕВОЧКА ПРОСНУЛАСЬ УТРОМ, МУЖЧИНА стоял, склонившись над костром, и вылавливал из горшка белый шарик с вкраплениями грязи и водорослей. Она протерла сонные глаза и наблюдала.

Что ж ты меня не разбудил, сказала она.

Я вчера вечером поставил горшок на огонь, когда ты заснула, сказал он. При свете луны набрал возле скал много доброго топляка. Вот, попробуй. Первая добыча.

Компресс так и был привязан к укушенной руке, мужчина крепко прижимал ее к боку. Здоровой рукой он бросил щепотку соли на ее подставленную ладонь.

Она лизнула.

Очень солоно, сказала она и выплюнула на землю кусочек водоросли.

Мужчина улыбнулся, качнул головой.

Грязь вытащим, когда вернемся домой, сказал он. Давай вон там разведем еще два костра. За полосой прибоя. А потом ты позавтракаешь, а я прилягу.

ОН ПРОСНУЛСЯ В СЕРЕДИНЕ ДНЯ, МЕДЛЕННО поднялся. Девочка сидела на солнце, вытачивая наконечники из кусочков стекла — зеркальное поблескивало под ее руками. Увидев, что он встал, она убрала наконечники в свою сумочку. Теперь он постоянно прижимал ладонь к боку, как будто она хотела там спрятаться. Он пошел к кострам.

Ты долго спал, сказала она.

Устал.

Вода быстро закипает. К вечеру будет еще соль.

Еще несколько дней, сказал он, и у нас будет запас надолго.

Она указала на его руку и попросила: дай посмотрю.

Он вытянул руку вперед. Девочка сняла листья, счистила засохший компресс. На ладони все еще виднелись следы зубов, кожа покраснела, запястье стало горячим и алым, из проколов сочилась белая жидкость.

Сперва будет только хуже, а потом начнет заживать, сказал он.

Я тебе повязку сменю.

Он кивнул. Ты где научилась врачеванию?

У тебя, сказала она.

ОНИ ДОЕЛИ ОСТАТКИ КОПЧЕНОЙ ОЛЕНИНЫ ПРИ свете костра, и девочка вслух посетовала, что на дорогу домой еды не осталось.

Можем наловить рыбы, сказал мужчина.

Сейчас?

Он посмотрел на берег, на подступающий и отступающий прибой.

Завтра утром. На приливной волне.

Она спросила, что такое прилив и граница прилива, и мужчина рассказал ей о том, как луна притягивает землю, как вода океанов прибывает и отступает дважды в день, а в промежутке наступает так называемое затишье; о том, что прилив не приходит в одно и то же время дня.

Повсюду? — спросила она.

Повсюду, где есть океан.

Девочка посмотрела на полосу прибоя. А почему на озере не бывает приливов?

Оно слишком маленькое, ответил он. Океан, к которому мы с тобой пришли, занимает почти четверть земли. А это очень большая ее часть. Я его весь не видел, да и вряд ли это возможно, но читал об этом и думаю, что это правда.

А что занимает остальную часть земли? — спросила она.

Он с усилием встал на ноги, она вскочила, чтобы его остановить, но он сказал: нет, я хочу тебе показать.

Он взял палку и при свете пламени нарисовал круг на песке. Внутри круга начертил косой крест, а потом сказал, что если круг — это земля, то лишь одна четвертинка креста — суша. А остальное покрывает вода: от водоемов на вершинах гор, образующихся после таяния снега, до самого дна океанов — да по большей части это и есть океаны.

Так этот не единственный, сказала она.

Нет. Когда я был маленький, единственный человек, которого я видел в жизни кроме отца, сказал нам, что, если идти триста дней в сторону заката, можно выйти к океану даже больше этого. А есть еще и другие.

Ты ему поверил? — спросила девочка.

Он пришел с запада и как раз возвращался туда. Мы его больше никогда не видели.

Ну ладно, сказала девочка. Так почему в океане бывает прилив, а на озере — нет?

Задам тебе один вопрос, сказал мужчина. Что бывает, если в каноэ на дне скопилась вода, а ты его раскачиваешь?

Вода плещется туда-сюда.

Вот именно. Каноэ как бы и есть земля. А ты — луна. Вода в каноэ — это вода океана. Вода в озере — всего лишь капелька на форштевне каноэ. Сама по себе она почти ничего не значит. И при этом она влияет на поведение всей воды озера.

Девочка села.

И это все луна делает? — спросила она.

Каждый день, сказал мужчина.

Он посмотрел на берег, где волны с такой мощью набегали на берег, что песок, который раньше был сухим, теперь стал влажным и гладким.

Прилив почти в высшей точке, сказал он. Отлив будет рано утром, а как проснемся, вновь начнется прилив. В самый разгар и отправимся.

Девочка кивнула. Ей хотелось задать еще множество вопросов, но пока она не стала нарушать молчание отца, который сидел перед горячими угольями и смотрел на них так, будто были они крошечными солнцами, закатывающимися над миром воды и песка, и вот ему выпал миг наедине с собой, чтобы посмотреть на мимолетность их тепла.

ОН ВСТАЛ РАНО — ПРОВЕРИТЬ КОСТРЫ И НАБРАТЬ еще миску соли. Болела шея. Он осмотрел руку, повращал кистью в свете зари. Ладонь цветом была как горизонт, вместо небесного свода — полукруг проколов, из которых сочился гной.

Он встал, взглянул на скопление туч на горизонте и сказал: ты не можешь сейчас меня от нее забрать. Она не готова. Пока.

Он замотал руку оставшимися листьями подорожника и лоскутом оленьей шкуры, закрепил повязку двумя полосками сыромятной кожи. А потом подошел к девочке, легонько потряс ее.

Вот и прилив, сказал он.