Медные монеты на алтарь предков/铜钱龛世 /Tong Qian Kan Shi /Copper Coins

Смущенный, Цзян Шинин не стал продолжать. Затем он сказал:

— Не трогайте здесь ничего. Я подозреваю, что здесь все стены, пол и потолок покрыты ядом. Все мы ранены: если кто-нибудь попадет на них, они могут стать парализованным за несколько шагов.

Когда он заговорил, его голос стал тише, а его уверенная манера поведения исчезла — потому что, продолжая, он увидел, что Лу Шицзю повернулся и посмотрел на него своими слепыми глазами, а затем Старик Лю тоже медленно повернулся, устремив свои старые глаза но он не двигал взглядом — пока даже Сюань Минь не смотрел на него сверху вниз.

— Ты… — пробормотал он, затем откашлялся. Он неловко вжался обратно в сумку. — Перестань на меня смотреть, — сказал он. — Я возвращаюсь в сумку. Будьте осторожны, все.

Сюань Минь посмотрел на Лу Шицзю и старика Лю, затем взглянул на Лу Няньци.

Казалось, что с тех пор, как они прошли через металлическую дверь, их последовательность изменилась. Раньше Лу Шицзю и Старик Лю шли впереди, за ними следовал спокойный Сюань Минь, а Цзян Шинин и Лу Няньци крались за ним. Это дало Сюэ Сяню, находящемуся прямо в центре группы, чувство защиты.

Но теперь все было иначе: хотя Лу Шицзю и Старик Лю продолжали идти впереди, следующим за ними был Лу Няньци, и Сюань Минь больше не служил защитным барьером между ними — вместо этого он отступил в тыл группа, на случай, если что-то случится позади них.

Лу Няньци давно убрал руку с носа. На полпути объяснения Цзян Шинина, он внезапно повернулся так, что теперь он стоял спиной к Сюань Миню и смотрел на Лу Шицзю, твердо глядя на своего слепого старшего брата.

Но Лу Шицзю этого не заметил.

Закончив лекцию, Цзян Шинин спокойно спрятался в сумку.

Пламя в руке Сюань Миня слегка танцевало, отбрасывая вперед оранжевое сияние, последний луч упал у ног Лу Шицзю. Перед Лу Шицзю было пятно тьмы, а позади него был этот теплый желтый свет — с каждым его шагом казалось, что он наступает на границу между светом и тьмой.

Материал на задней части его воротника был сильно разорван, и его растрепанные волосы падали на бледную шею, отбрасывая большую тень на его кожу. В тусклом свете гробницы большинство людей не заметят ничего плохого.

А Лу Няньци, который был ненормально низкорослым и стоял на несколько шагов ниже своего брата, не мог видеть этот участок кожи за плечами Лу Шицзю.

Как и предположил Цзян Шинин, все каменные поверхности лестницы гробницы были покрыты соком дерева горла кровавых печатей. Чем ближе они подходили к внешней стороне, тем сильнее и заметнее становился запах.

— Были здесь. — Лу Шицзю стоял наверху лестницы спиной к группе. — Напротив этого коридора — последняя часть маршрута. Я никогда не доходил до конца, но полагаю, что как только вы откроете каменные двери, вы сможете уйти.

Я никогда не шел до конца…

Поначалу в этом предложении не было ничего неправильного, но, поразмыслив, это было действительно странно — если он прошел весь этот путь, а каменная дверь была прямо там, почему бы ему просто не пройти?

Старик Лю стоял рядом с ним на верхней ступеньке. С точки зрения Сюань Миня, можно было видеть профиль человека, когда он смотрел в какую-то далекую точку на расстоянии, как будто его душа покинула его тело, как будто в трансе.

Лу Шицзю не сделал ни шага. Вместо этого он снова посмотрел на Лу Няньци, который стоял позади него.

— Что ты на меня смотришь? Ты даже не видишь моего лица, только мою ци. — Лу Няньци остановился. Он потерял голос, так что его слова выходили только полушепотом. По какой-то причине в его голосе также была легкая… дрожь, как будто он боролся со всепоглощающим чувством паники и ужаса. — Перестань на меня смотреть. Двигайся! Зачем ты стоишь? Если тебе есть что сказать, подожди, пока мы не выйдем. Я не буду беспокоиться, чтобы слушать твою болтовню сейчас.

Лу Шицзю слабо сказал:

— Я вижу тебя. Просто не очень хорошо.

Он полностью проигнорировал вторую половину жалобы Лу Няньци. Он залез в карман рубашки и вытащил ту связку палочек, которую он любил использовать, которая была привязана посередине выцветшей красной веревкой. Веревка использовалась бог знает сколько времени, но на ней не было никаких следов износа — вещь высокого качества.

— Этот пишущий инструмент в виде кисточки… Возьми, — сказал Лу Шицзю, передавая предмет Лу Няньци.

Нахмурившись, Лу Няньци отошел и посмотрел себе под ноги. Раздраженный, он рявкнул: — Я не хочу этого. Держи сам! Зачем мне таскать все твои вещи для тебя… Хватит говорить. Ты мешаешь. Иди! Чего ты ждешь?

Лу Шицзю улыбнулся, потом слегка рассмеялся.

— Я не собираюсь.

Вероятно, это был один из немногих случаев, когда Лу Шицзю когда-либо улыбался за долгие годы, проведенные вместе после смерти отца. Но Лу Няньци этого не видел. Все еще глядя вниз, все еще нахмурив брови, он избегал смотреть на Лу Шицзю и плюнул:

— Что ты имеешь в виду, что не собираешься? Не будь абсурдным…

Когда он поднял голову, его глаза были красными и опухшими. Он протянул руку и толкнул Лу Шицзю изо всех сил.

— Почему ты не пойдешь!