Медленное угасание

Грейнджтаун был полной противоположностью развивающимся районам. Он был скорее деградирующим, если можно было так сказать. Гвен провела здесь много времени, когда работала в полиции – совершала обходы домов, прерывала семейные ссоры, проводила допросы – и это место по-прежнему вызывало у неё ощущение, словно кто-то всё время за ней следит. Все растения – деревья, кусты, цветы в садах – выглядели сухими и запущенными. Отчаяние и скрываемая злоба, казалось, просачивались сквозь канализационные люки и сточные канавы. У этого района была своеобразная тяжёлая гравитационная сила, благодаря которой легко было сюда попасть, но тяжело выбраться.

Гвен была уверена, что, когда она приехала, припарковала машину за углом и пошла по нужной дороге, сунув руки в карманы и стараясь выглядеть легкомысленно, первый же человек, который её увидел, потянулся за мобильным телефоном. Возможно, это была игра её воображения, но она почти чувствовала невидимую паутину предостережений, которая веером разворачивалась от того человека: осторожно, на улице незнакомый человек. Это может быть полиция.

Дом, где находилась квартира, которую Люси делила со своим бойфрендом-наркоманом, находился почти на середине улицы. Гвен остановилась у ворот и посмотрела на дом снаружи. Занавески на окнах были задёрнуты. Стекло в одном из окон потрескалось. Дом был разделён на квартиры: холл оказался разделён, там было две двери, одна из которых, по-видимому, вела на первый этаж, а вторая – к лестнице на второй. Краска облупилась на обеих дверях, а на стыках между цементным садиком, стенами и ступеньками крыльца росли сорняки.

Она позвонила в дверь справа. Судя по тому, что дверь соседнего дома, стоящего с левой стороны, располагалась рядом с этой, лестница находилась в левой части холла, а значит, правая дверь вела на первый этаж, где жила Люси. Гвен искала Люси, и если бы она просто открыла дверь по звонку, она облегчила бы Гвен работу. Или, если бы дверь открыл её бойфренд, Гвен не пришлось бы ввязываться в неприятности, взламывая квартиру.

Взломать дверь и войти. Как всё дошло до этого? Если бы было что-то одно, что ей бы вдалбливали во время службы в полиции, то это были бы слова о том, что для претворения законов в жизнь нужно им подчиняться. Поощряя незначительные правонарушения – незаконное проникновение, сфабрикованные доказательства, принуждение подозреваемых сознаться в чём-либо – полиция лишь показала бы, что не придаёт никакого значения нормам морали. То, что это делалось во благо, не имело значения; делая это, они низвергали бы ещё большее благо. Они бы становились преступниками, арестовывающими преступников, что превратилось бы в итоге в войну бандитских группировок.

И всё же она была здесь, готовая ворваться в чей-то дом, с пистолетом, засунутым за пояс брюк. Готовая что-нибудь сделать – даже убить, если это понадобится для спасения её собственной жизни – и всё во имя большого блага. Всё во имя спасения человеческого рода от тёмных существ, прячущихся в темноте и ожидающих своего шанса на то, чтобы прийти.

Она вздрогнула. Что такого было в Грейнджтауне, что внезапно заставляло её чувствовать себя грязной и старой?

Она снова нажала на кнопку звонка, но никто не ответил. Сунув руку в карман, она вытащила «Лэзермен», мультифункциональный инструмент, с которым её познакомил один из коллег-полицейских. Швейцарский армейский нож для умных, как он это назвал. Она быстро выщелкнула плоское лезвие. Сделав вид, что вставляет ключ в замочную скважину, прикрывая руку своим телом, она сунула лезвие в промежуток между дверью и косяком и, используя нож как рычаг, толкнула дверь. Большинство замков достаточно слабы из-за плохой подгонки, и небольшое давление в правильном месте запросто заставляет их открыться.

И это сработало. Дверь под её плечом поддалась, и Гвен быстро схватилась за неё рукой, чтобы она не отскочила и не ударилась о стену с грохотом.

Гвен вошла в тёмную прихожую и закрыла за собой дверь, отчасти потому, что не хотела сообщать обитателям дома о своём присутствии, отчасти потому, что не хотела привлекать внимание соседей по улице тем, что здесь происходит что-то необычное, а отчасти потому, что так её глаза быстрее привыкли бы к темноте.

Первым, что она заметила, был запах. Грязное бельё, грязная посуда и что-то ещё.

Окислившийся метал. Этот специфический запах крови.

Она вытащила из кобуры «Глок-17» и подняла его, направив в потолок, сняв с предохранителя. Готовая ко всему.