Медитации хазарки

— Кто ж говорит, что не спасибо? — отвечала Эмили Абрамовна. — Спасибо и за Гордея, тот тоже теперь с новым сеновалом. А вот с кражами металлических изделий дело остается нерешенным. Гекта у меня пока что без медного таза бедствует. Гантели-то уж ладно, а таз незаменим в хозяйстве. Да и горгульи Симкины со счетов не сбрасывай, это было лицо ее дома, художественное изделие. И дорогое.

— Ты на нее одну все надежды не возлагай, — вздохнула баба Фекла, и лениво отмахнулась от мухи. — Она тебе не жалезныя. Надо и самим прокумекать, куда оно подевалося. Она-то, Дарья, не кудесница, просто думать умеет. А мы тута мхом обросли. Или че?

— Вот что, критиканка-заступница, ты мне не мешай! Мы, конечно, потом разберемся, кто радеет за село, а кто лапки сложил и ждет манны с неба. Но сейчас я баю не о том, а говорю, что она, по всему, еще что-то разведывает, что-то крупное, потому что недоговаривает шибко.

— Так что ж теперь? — не сдавалась счастливая обладательница молочной козы. — Не запретишь…

— На-кось тебе! Ты, Фёкла, как сегодняшняя, — раздосадовалась баба Милька такой успокоенностью подружки. — То мхи наши гудишь, а то помочь не хочешь.

— Чем? Я же ничего не знаю…

— Поговори со своим внуком. Гляди: он же у тебя с мальцами водится, а те, головастики глазастые, все видят и все знают.

— И что?

— А то. Пусть Алексей к Ясеневой на разговор пойдет, первый. Он может и сам не понимать, что знает что-то важное. Вины за ним нет, я думаю, так что вперед. Уговоришь?

— Прямо прешь ты на меня, — недовольно буркнула баба Фёкла. — Чего уговаривать-то? Пусть только этот охламон ей на глаза попадется, а дальше она сама заключение даст. Я-то ее раскусила, какая она есть такая вот.

Короче, село бурлило, люди угрызались, волновались и строили планы.

Ну, дающему человеку невдомек, насколько от него ждут подарков и сюрпризов, и чем готовы за это поделиться. Не то одариваемые — вот где страсти всегда кипят и суждения всякие возникают. Но Ясенева, да, посещала своих давних знакомых не только по соображениям отдать долг и не только по соображениям одолжиться у них. Права была Эмили Абрамовна — ее визиты диктовались проводимым расследованием, а на ностальгию и сентиментальность, коим она, правду сказать не чужда была, просто времени не хватало.

ВЛАДИМИР ЯРЦЕВ — ПЕВЕЦ И КОМПОЗИТОР

1

Был конец декабря, канун високосного 2004 года, — время, наполненное древними поверьями, сообщающими душе особенную тревогу, а наступающим дням — грозную двузначность. Я допоздна засиделась за компьютером, уже не работая, а занимаясь комп-серфингом, — бестолково бродила по многочисленным файлам своих книг, воспоминаний, статей, рецензий, пересматривала и кое-где поправляла любимую графику. Окружающее почти не воспринималось мною, как вдруг комнату, раздвинув полог тишины, полоснул телефонный звонок.

В тот миг я, конечно, и подумать не могла, что в мое давно устоявшееся, даже спрессованное отшельничество врывается самая трогательная, самая щемящая в жизни встреча.

Звонил Фидель Сухонос, главный редактор Днепропетровской телерадиокомпании. По несколько возбужденному его тону чувствовалось, что он еще в студии, и, видимо, не остыл после пребывания в прямом эфире, продолжая с кем-то обсуждать то, как прошла передача, — в трубке слышался характерный для командной работы гул голосов.

После нескольких вежливых вопросов он примолк, и я поняла, что Фидель собирается сказать мне что-то важное. Я, пожалуй, лучше других понимала, насколько он горазд повернуть все и всех в пользу своих дел. К счастью, — мне позволительно дать такую оценку, так как я на том училась жить по-новому, — подобный тип людей уже был в опыте моего общения, и они мне скорее нравились, чем раздражали. Итак, я знала, что для него не характерно делать паузы в разговоре, ибо недостатка в требуемых словах он никогда не испытывает, значит, это — элемент тактики. Мне не всегда по душе долгие игры и я иногда предпочитаю действовать с опережением. Сейчас как раз выпал тот случай — мне приятно было его слышать.

— А вы как? — спросила искренне, выслушав его вопросы и удовлетворив их менее формальными, все же я — человек несколько иной формации, ответами. — Что у вас нового?

— Как вы смотрите на то, чтобы поработать на «Борисфен?», — вместо ответа снова спросил он. А что я говорила? — никто лучше меня не видит насквозь достойного преемника одного моего знакомого писателя, очень знаменитого по причине этой самой черты его характера. Фидель, пожалуй, тоже достигнет многого, — с энтузиазмом подумала я, как будто мне от этого могла быть какая-то польза. — Вы сейчас располагаете свободным временем и соответствующим настроением? — между тем уточнил Фидель.

— Взять хотя бы то, что меня интересует, к чему вы клоните. Это уже немало, — дипломатично ответила я.

— Передо мной сидит замечательный человек, герой только что прошедшей в эфире программы. Надо бы о нем написать хорошую статью. Как вы умеете, — подмазался он под конец. — Вы знакомы с Ярцевым?