Мед багульника

Вспоминаю, как в роддоме Машкина крошечная, теплая ладошка, выпросталась из пеленки и шлепнула по груди. Ее глаза — ведь не может же младенец нескольких дней от роду понимать что-то, чего не понимаем мы…  Философское…  Но она смотрела так, будто пришла из миров, где известно все, и глаза у нее не темные, как у меня, а голубые.

— Потемнеют, — говорили соседки по палате.

Но сейчас, когда ей одиннадцать, она так и осталась голубоглазой. Ясный взгляд. И быть ей много добрее меня. Помню, купили мы хомяков. Парочку — и я сказала, что малышей, которые у них родятся, верно, придется сдавать в зоомагазин.

— А разве это законно — отбирать детей у матери? — с волнением спросила Машка.

Она даже в столовой школьной никогда не съест обед до конца. Самое вкусное — пиццу, булочку, шоколадку — несет в класс. Немало у них есть ребят, у которых родители не могут заплатить за обеды, и Машке легче отдать свое, чем видеть голодных друзей.

Нам еще рано думать о будущем, но учится дочка слабо, несмотря на наши общие старания, и когда речь заходит о том, кем ей стать, я говорю:

— Матушкой. Подрастешь — выходи замуж за священника. Будешь вести дом, растить детей и вместе с мужем помогать сирым и убогим.

… Я иду домой. Машку вышла провожать еще в виде «Прости, Господи». Куртку накинула на домашний джемпер, не накрашенная. Хорошо, что утром прохожим некогда разглядывать друг друга — все торопятся.

Сентябрь метет дорогу золотыми листьями.

У каждого возраста свое время года. Много лет назад, когда мне было четырнадцать — я необыкновенно остро чувствовала весну. Свежий, горьковатый запах первых тюльпанов. Их срезаешь — и стебли истекают соком.

Тюльпаны переполнены расцветом весны, ушедшей в землю талой водой — тяжелы их рдеющие как паруса, алые лепестки. Любила — чтобы много их было! Зароешься лицом в букет, и ощущаешь свою пробуждающуюся женственность.

Потом пышная сладость пионов, великолепие роз — в которых уже все отточено, все совершенно.

А теперь — может быть рано — но сентябрь ощущаешь как родное, как ровесника.

Спокойная, немного печальная простота фиолетовых, лиловых, красных звезд — астр и хризантем. Сколько отпущено Богом теплых дней — столько и цвести. Все толще ковер под ногами — зарываются в листья поношенные мои туфли. И все светлее в небе: обнаженные ветви тополей — мудростью и смирением восточной графики.

Глава 2. Встреча

Я возвращаюсь домой, чтобы выпить еще кофе и «нарисовать лицо». Двор, где стоит наш с Машкой дом, похож на сотни других, и я его не люблю. «Спальный район», сплошные шестнадцатиэтажки. Их высокие стены не пускают во дворы солнце, давят каменным «громадьем». Но здесь сравнительно недорогое жилье и родители помогли мне купить однокомнатную квартиру, когда я с маленькой Машкой ушла от мужа.

Вот об этом не хочется даже вспоминать. Год, прожитый у свекра со свекровью, в семье настолько чуждой, что я могла себя там чувствовать — в лучшем случае- гостьей, в худшем — девчонкой на побегушках — этот год был одним из самых тяжелых в жизни.

Супруг мой после работы расслаблялся вином, очень любил ходить по гостям. Родители надеялись, что он «остепенится» и упрекали меня, что этого не происхоит. Но мои любимые книги и фильмы — привычный досуг не слишком хозяйственной домоседки — для мужа не представляли ничего способного заинтересовать.

С появлением Машки мне стало совсем тяжело. Чужой дом, так и не ставший своим, где надо спрашивать разрешения по каждому поводу, самому мелкому. Первые месяцы дочка была беспокойной, мешала остальным.

Свекор со свекровью стали настойчиво интересоваться — нет ли у нас возможности заиметь свое жилье. Приводили в пример годы собственной молодости. Свекор тогда был военным, служил. Кочевали, снимали маленькие комнаты, спали чуть ли не на полу, но замечательная супруга — настоящая офицерская жена — везде умудрялась навести уют.

Мне было уже по-настоящему тошно, оттого что целый день приходилось находиться с людьми, понимания с которыми не было никакого. Не спускать с ребенка глаз — чтобы он никому не помешал. Мне это насточертело!

Тогда отец мой продал «северные» акции, купил нам с дочкой «однушку» — и я категорически заявила, что переедем мы туда вдвоем: только я, и Машка. Теперь, когда дочке одиннадцать — мы помногу месяцев не видим ее отца, хотя живем в одном городе, просто в разных районах. Если он и появляется, то ненадолго — с дешевой мягкой игрушкой, конфетами. И мается, явно не знает, о чем с Машкой говорить. О том, что ей реально надо — новом пальто, например — я молчу из гордости. А ему — то ли в голову не приходит, то ли новая жена изо всех сил поощряет такую экономию.

Говорю ж, не хочется об этом вспоминать…

Лучше сяду к зеркалу и нарисую себя красивую. Еще когда училась в университете. Верочка Пинчук — модница и большой специалист по макияжу — говорила: