Мечта цвета фламинго

Светлана Аркадьевна, вцепившись в руль, никак не решалась тронуть машину с места. Ее душили рыдания. Она изо всех сил их сдерживала, потому что не хотела привлекать к себе внимания народа на оживленной улице напротив большого универ– сама. Ехать же с полуслепыми от набегающих слез глазами было опасно. Светлана, уставившись в одну точку в центре руля, пыталась разобраться, кто все-таки победил в этой безобразной схватке. Устрашился ли Волосов ее угрозой или спьяну просто не успел ей доходчиво объяснить, кто есть кто и кому чего следует бояться. Может, бросить все эти магазины к чертям собачьим и зажить обыкновенной жизнью домохозяйки, каковой ее только что назвал Волосов? Домохозяйки… хозяйки… только чего и чьей? Мишка валяется в ногах у Нины. Кажется, завтра они собираются ехать на дачу в Репино. Вроде бы даже Павлик хочет увязаться за ними… Тоже хорош! Сын называется! Без слов принял новую папашину любовь! Как будто так и надо! Словно она, Светлана, стала такая страшная и убогая, что ее непременно нужно заменить другой бабой! А Борис… Боричек, как называла она его в минуты страсти… У него какие-то беременные жены… какие-то дети… Эта сволочь Волосов даже намекнул, что Борис на что-то откладывает ее деньги. Зачем откладывать? Попросил бы у нее, она не отказала бы. И жене с детьми не отказала бы. Да ведь если ради любви, то она до пенсии содержала бы всех его детей! Неужели он этого в ней не угадал? А она сама? Разве она разгадала Бориса? Любит ли он ее? Он никогда не говорил с ней о любви. Это она, ошалев от поцелуев и ласк, называла его и любимым, и единственным, и ненаглядным. Борис все всегда делал молча. Его знойную страсть она принимала за любовь. Неужели это не одно и то же? Как говорится, котлеты отдельно, мухи – отдельно. Секс – это одно, а любовь, оказывается, совершенно другое. И как счастливы должны быть те, у кого это в одном флаконе. Да-а-а… Нечего и раздумывать… Победил ее Волосов Леонид Геннадьевич… Победил… Да что там говорить! Он ее убил… В землю закопал, надпись написал… Светлана Аркадьевна не выдержала, задавленно всхлипнула, уронила растрепанную голову на руль и с наслаждением разрыдалась.

– Я никуда не поеду! – надув и без того пухлые губы, твердила Лялька.

– Ляля! Я тебя не понимаю! В кои-то веки нас приглашают на шикарную дачу, а ты кочевряжишься! – злилась на дочь Нина. – Ну что ты будешь делать в душном пыльном городе?

– Это я тебя, мать, не понимаю! Красавец-мужчина приглашает тебя на дачу, а ты собираешься ехать туда со своей дочерью! Совсем обалдела!

– Лялька! Как ты смеешь со мной так разговаривать?!

– А как с тобой еще разговаривать, если ты нормального человеческого языка не понимаешь! Сказала же, что не поеду! У меня в городе дела, ясно?

– И какие же у тебя дела? Можно узнать?

– Нельзя! Это личные мои дела! Я же в твои личные дела не лезу!

Нина задохнулась от возмущения:

– Никаких личных дел, о которых ты не знаешь, у меня нет!

– Ага! Так я и поверила!

– Ну… и напрасно не веришь… Я ведь даже Тарасова от тебя не скрываю.

– Сейчас проверим, как ты не скрываешь! Ну-ка скажи мне, родная маменька, каковы твои дальнейшие планы?

– В каком смысле? – почему-то испугалась Нина.

– В прямом! Ты за Михаила Иннокентьевича замуж собираешься?

– Нет! С чего ты взяла? Вовсе не собираюсь! Да и не хочу я замуж. Я там уже побывала… Зачем мне замуж, когда и так хорошо? – зачастила, будто оправдываясь, Нина.

– Так и будете его жене рога наставлять?

– Какие еще рога? Почему рога? По-моему, так говорят только о мужчинах… – Нина готова была еще долго рассуждать о рогах, потому что никак не могла сообразить, как лучше ответить на прямой вопрос дочери. Не рассказывать же ей, в самом деле, что Светка ей самолично отдала мужа в бессрочное пользование.

– Ага! Увиливаешь! – радостно вскричала Лялька. – Что и требовалось доказать!

– Ничего я не увиливаю, просто… Просто Тарасов мне замуж не предлагал! – металлическим голосом отчеканила Нина.

– Как же тогда все получается? Разве шашни с женатым мужиком не противоречат твоим высоким принципам? Ты же у нас всегда была образцом и эталоном!

– Ляля! Ты много себе позволяешь! – прикрикнула на дочь разъяренная Нина.

– Я ничего себе не позволяю. Я просто хотела доказать тебе, что далеко не все ты мне рассказываешь о себе, что вообще-то нормально. Только и ты уж мне в душу не лезь, а!

– Знаешь, милая моя, я тебе мать, а потому прав у меня на тебя побольше…

– О-о-ой! – недовольно протянула Лялька. – Только не надо мне в сотый раз рассказывать, как ты из-за меня ночей недосыпала, а наш гнусный папаша дрых без задних ног! Когда рожу себе детей, сама буду недосыпать, вот равновесие и восстановится!

Нина горестно, как старая бабка, у которой уже все позади, вздохнула и решила сказать напрямую то, из-за чего она так добивалась поездки Ляльки на дачу Тарасовых:

– Понимаешь, Ляля, в Репино хочет приехать Павлик. Специально из-за тебя… И я подумала…

– Мама! – оборвала ее Лялька. – У нас с Павлом ничего не выйдет!