Мечом раздвину рубежи

— Ничего. Ты только не сказал, почему башня не была достроена. Боги, опасаясь появления на Небе простых смертных, смешали речь строителей, и те, перестав понимать друг друга, попросту передрались. Так вот, Итиль-кел — это второй Вавилон со множеством разных языков, вероисповеданий, народов. Понятно, что между ними существует скрытая вражда, которую некоторые горячие головы готовы перевести в открытую борьбу. Но нужна ли она кагану, который в таком случае лишится изрядной части доходов от торговли? И он поступает очень просто — позволяет задирам убивать друг дружку и избавляется от возможных зачинщиков смут и беспорядков. Точно так он посмотрит сквозь пальцы и на поединок между тобой и юз-беки, ведь смерть одного из вас позволит ему предотвратить назревающее единоборство между городскими язычниками и мусульманами.

— Но при чем здесь я или юз-беки? — удивился Микула.

— Сотник, ты живешь у иудея Исаака и интересуешься только укреплениями Итиль-кела и подходами к ним. А я бываю на улицах города и встречаюсь со множеством разного народа, что позволяет мне знать гораздо больше твоего. Думаешь, в городе неизвестно, что к берегам Хазарии подходит огромный флот русов? Куда он следует? На саму Хазарию? Вряд ли, поскольку ее нужно воевать с суши, а не с воды. Значит, на Хвалынское море. А кто обитает на его берегах? Мусульмане, братья по вере тех, кто в огромном числе живет в Итиль-келе и служит в войске кагана. Вот они и не желают, чтобы каган допустил появление русов на Хвалынском море. Теперь подумай, хочет ли каган ссориться со своим народом и войском или наживать недруга в лице великого киевского князя, если взъярившиеся мусульмане устроят расправу над местными язычниками? В первую очередь над русами, чьих купцов всегда немало в Итиль-келе.

— Да, непростое положение у кагана.

— Разве не наилучший выход для него поединок между тобой и юз-беки? Ты, примелькавшийся горожанам на улицах, стал сегодня для мусульман самым ненавистным из русов, и если тебя убьет мусульманин, тем более столь известный, его единоверцы сочтут себя удовлетворенными, и накал страстей на время стихнет.

— А если случится обратное? Что тогда?

— То же самое. Тебе не приходилось наблюдать за стаей шакалов, желающих завладеть добычей, однако боящейся напасть на нее? Они воют, скулят, мечутся, отвлекая внимание, перед ней, покуда, выждав удобный момент, пара-тройка самых смелых и сильных не бросится на жертву. Если нападение успешно, на нее наваливается вся стая, если же противнику удается отбить первый натиск, стая поджимает хвосты и оставляет вожделенную добычу в покое. Так вот, сегодня на язычников Итиль-кела готова напасть такая же стая шакалов-мусульман, состоящая из простонародья и городской черни, готовых грабить кого угодно. Если тебе удастся победить такого грозного бойца, как юз-беки, это шакалье, способное нападать только скопом и на слабых, сразу умерит пыл, поняв, с кем ему придется иметь дело в случае нападения на язычников, и вспомнив, что к берегам Хазарии приближается огромный флот русов, которые жестоко отомстят за погибших соплеменников.

— Но разве мусульмане только среди городского простонародья и черни? А наемники ал-арсии, поголовно состоящие из мусульман? А множество купцов, сынов Аллаха, из Хорезма и Бухары, у каждого из которых в Итиль-келе большая вооруженная охрана? Неужто не выступят они на подмогу своим единоверцам? А караванных стражников и ал-арсиев шакалами не назовешь никак, это истинные воины.

— Именно поэтому они не выступят на стороне черни. Ал-арсии подчиняются кагану, а ему позарез надобно подавить их руками восстание асиев и отбить нападение печенегов с гузами. Караванная стража служит своим купцам, а тем вовсе нет дела до чужих смут, для успешной торговли следует иметь друзей не только среди единоверцев, но и людей иных вер. Если бы чернь чувствовала за собой поддержку ал-арсиев или караванной стражи, она давно бы перешла от проклятий русам к их избиению.

— Что ж, если смерть юз-беки охладит горячие головы городских мусульман, я прикончу его. Надеюсь, то же самое ты сделаешь с Аруком, ибо если он считает тебя злейшим врагом, таковым он должен быть и для тебя.