Она попыталась высвободить руку. Это еще больше разъярило меня, но когда она ударила меня кулаком, я совсем обезумел. Правда, не на столько, чтобы промахнуться по ее щеке ладонью. Тогда она применила ко мне захват, которым могла сломать мне руку, если бы я не знал контрприема. После этого я уложил ее на бок, заломив обе руки за спину.
— Ну так что же? — проскрежетал я. — Порядок?
Она не ответила, продолжая неистово извиваться, хотя и понимала, что уже не в состоянии вырваться. Затем, признав свое бессилие, стала стонать.
— Я, кажется, не так уж и плох?
Она прекратила борьбу и очень тихо сказала:
— Да, не так уж.
Я освободил ее руки. Она откатилась на спину, но не пыталась подняться.
— Вы имеете ввиду, — сказал я, еще не в состоянии ей поверить, — что вы влюблены в меня так же, как я в вас?
Она снова кивнула. Я поцеловал ее с тем же пылом, с каким секунду назад боролся с ней.
— До сих пор не могу в это поверить, — продолжал я. — Для меня, конечно, совершенно естественно влюбиться в вас, даже если вы каждым своим поступком показываете, что ненавидите меня до мозга костей. Но почему вы влюбились в меня? Или, если не можете на это ответить, почему вы изводили меня?
— Вам это не понравится, — ответила она. — Я могла бы сказать вам то, что сказал бы любой психолог. Мы оба выпускники колледжа, имеем профессию, интересуемся искусством, и так далее. Разумеется, большой разницы не было бы. Но какое это имеет значение? Поверьте, что я не хотела этого. Я боролась с этим чувством, использовала старый принцип Джеймса, помните: «если вы хотите быть чем-нибудь, будьте им». Я пыталась во всем поступать так, будто вас ненавижу.
— Но почему? — потребовал я. — Почему?
Она повернула голову в сторону, но я взял ее за подбородок и заставил смотреть мне в глаза.
— Говорите честно!
— Вы знаете, что я терпеть не могла то, что вы лысый. Так вот, нельзя сказать, что я так считала на самом деле. Наоборот ваша лысина мне даже нравилась. И в этом была вся заковырка. Я проанализировала все, что со мной происходит и решила, что полюбила вас, потому что у меня комплекс Электры. Я…
— Вы имеете в виду, — перебил я ее, повышая голос, — что из-за того, что я был таким же лысым, как ваш отец, и несколько старше вас, у вас появилось ко мне чувство?
— Нет! Совсем не так. Это помогло мне притворяться, что я вас люто ненавижу, чтобы потом уже не обращать на это внимание.
Если сказать, что я был поражен, то это значило бы ничего не сказать. Алиса Льюис была одним из тех продуктов современности, которые настолько привыкли копаться в собственной психике, что могли рассматривать нескрываемую любовь детей к родителям как проявление какого-то комплекса и знак того, что им нужно, немедленно бежать к ближайшему психоаналитику!
— Я в жутко затруднительном положении, — заявила она. — Я не знаю — или вы просто замещаете в моей психике образ отца, или я на самом деле люблю вас. Я полагаю, что все-таки я…
Она положила руку на мой лысый череп, чтобы погладить его. Я попытался отвести голову в сторону, но она хлопнула меня по голове и воскликнула:
— Дэн, у вас на голове пушок!
— Что? — спросил я и провел по голове ладонью. Она была права. Очень слабая поросль покрывала мою голову. — Значит, — сказал я в одно и то же время восхищенный и пораженный, — именно это имела в виду нимфа, когда, показывая на мою голову, сказала, что если бы не это, она бы подумала, что я еще не пробовал Пойла! Пойло, которое тот малый вылил мне на голову. Вот что сделало это! — я подпрыгнул и закричал: — Ура! Ура!
И едва затихло эхо от моего крика, как раздался ответный клич, от которого кровь застыла в жилах. Это был громкий ослиный смех издалека, знаменитое «И-а!».
— Поливайнос! — воскликнул я, схватил Алису, и мы рванули по дороге.
Мы не останавливались до тех пор, пока, спустившись с холма, не очутились на шоссе номер двадцать четыре. Там, отдуваясь от километровой пробежки и испытывая дьявольскую жажду, еще большую, чем прежде, мы зашагали дальше к городу Онабек, который теперь находился менее чем в километре от нас.
Время от времени я оглядывался назад, но каких-либо признаков Осла не было. Однако не было уверенности в том, что он не идет по нашему следу. Он мог бы просто затеряться в огромных толпах людей, которые нам встречались по пути. Они несли корзины, бутылки, факелы, и, как я выяснил из разговора с одним мужчиной, все это были запоздалые зрители, которые спешили в город, чтобы посмотреть на отплытие баржи с костями.
— Прошел слух, что Махруд — да будет бык ему имя — воскресит мертвых у подножия холма, где расположены Источник и Бутылка, из которой хлещет Пойло. Так оно или нет, но поглядеть все равно всем нам очень интересно. Пикничок будет что надо — мяса, Пойла и друзей у нас вдоволь.
Я не стал с ним спорить.