Меч войны

Слишком много лет власть Асаф Джаха держалась на Талвар-и-Джанге, военном Мече Ислама, по своей святости уступавшем, для Моголов, лишь мечу Пророка в Стамбуле. Этот же меч держал в благоговейном трепете и индусов Декана, поскольку в его рукоять был вправлен бриллиант, великолепный Кох-и-Нор, на котором лежит заклятье, предрекающее смерть каждому, кто будет им владеть. «А поэтому, — рассуждали люди, — как может Асаф Джах править, если нет на то воли Аллаха и если все боги индусского пантеона не согласны с этим?»

Это было благом для Асаф Джаха! Народ верил в законность власти этого человека, который не подвержен проклятью, связанному с владением бриллиантом. Раджи из соседних государств платили ему дань уважения, не вступая с ним в спор; потенциальные захватчики отступали перед злой славой Кох-и-Нора. Это был редкий пример политического равновесия, но, возможно, не такой уж совершенный, ибо даже Асаф Джах не может жить вечно.

Анвар уд-Дин тревожился, зная, что пошёл на безвозвратный шаг. В высших сферах уже раздавался вопрос: «Кто сможет владеть Талваром, когда Асаф Джах умрёт?» И поскольку ответа на этот вопрос не было, стали возникать опасения. Отсутствие единовластия будет означать столкновения, анархию и террор, и в конце концов земля эта опустеет и никто не будет способен предотвратить её разорение, если... если в этой земле не найдётся ещё одного, против которого бессильно проклятье, связанное с бриллиантом. Без такого человека владения Низам-уль-Мулка скатятся в бездну вражды и насилия такого масштаба, какого не знала история мира, и этот кровавый прибой выбросит как индусов, так и мусульман на берега ада...

Но теперь рубин был здесь, а скоро иноземец принесёт его и предложит ему, и он купит камень, какую бы цену ни пришлось заплатить.

Ясмин позволила двум айах — служанкам-туземкам — раздеть её для купания. Основной бассейн зенаны, длинный, с неглубоким сходом, был красиво украшен цветной мозаикой. Других купающихся сейчас не было, что удивило Ясмин. «Это все козни Надиры-бегумы, — думала она. — И коровий помёт не очистил бы эту женщину».

Надира-бегума, первая жена Анвара уд-Дина, мать Мухаммеда, а значит, её свекровь, была одной из главенствующих в зенане; все другие женщины должны были выражать почтение к ней, даже если сами не пользовались её уважением. Её главной соперницей была столь же гордая Шахбаз, мать первенца Анвара уд-Дина, его старшего сына, Махфуза. Махфуз родился всего на несколько дней ранее Мухаммеда Али; однако Анвар уд-Дин не обращал внимания на постоянные утверждения Надиры о том, что, несмотря на более позднее рождение её сына, зачат он был тем не менее первым.

Ясмин понимала, что взаимоотношения в зенане нельзя игнорировать, и напоминала себе, что во время её отсутствия здесь могли произойти события, способные привести к значительным последствиям.

— Каким оно было, сахиба? — с волнением спросила у неё Джилахри, молоденькая айах. Глаза этой четырнадцатилетней девочки были широко раскрыты от возбуждения.

Ясмин входила в бассейн, пока вода не достигла бёдер.

   — Каким было что, маленькая белочка?

Джилахри переполняло нетерпение.

   — Море. Море!

   — Как этот бассейн, — ответила она, улыбаясь. — Только глубокое, как самая глубокая долина, и синее, как сапфир, и такое широкое, как только может охватить глаз.

   — О сахиба! Как же это возможно? Неужели вам не было страшно?

   — Было, сначала.

   — Говорят, что вы потерпели крушение в тюфане? — спросила её более старшая айах, озабоченно глядя на неё.

   — О, не стоит слушать глупых сплетниц, Хамида. Только расстроишь себя.

Хамида была её старшей подругой и верной спутницей; она сопровождала Ясмин в Хайдарабад, когда её выдали замуж. Это было десять лет назад, тогда Ясмин было двенадцать.

   — Я очень беспокоилась о тебе, — проговорила Хамида.

   — И я тоже очень скучала по тебе. — Ясмин вновь улыбнулась, подтрунивая над верной айах. Она согнула колени и погрузилась в воду, наслаждаясь прохладой воды, омывающей её спину, живот, грудь.

   — Хорошо возвратиться назад. Как она? — спросила Ясмин более серьёзно.

Хамида поняла. Она сделала гримасу, означающую, что Надира-бегума была не более противной, чем обычно. Будучи женой набоба и матерью одного из трёх его сыновей, она обладала большой властью в зенане и могла сделать очень нелёгкой жизнь для айах Ясмин, и особенно для Джилахри.

   — Вам тут пришлось не сладко?

Хамида не стала вдаваться в подробности.

   — О, не беспокойся о нас. Мы научились выносить эту старую змею.

   — Да? Пожалуйста, потри мне спину.

Моя спину, Хамида доверительно говорила ей тихим голосом, приблизив губы к уху Ясмин:

   — Произошло много нового. Но всё остальное может подождать. Главное же — Махфуза ожидает немилость.

   — За то, что он послал Абдула Масджида отыскать нас?

   — Это всё дело рук Шахбаз. Не нравится мне это, Ясмин. Эта ужасная ведьма готова на всё, чтобы добраться до Мухаммеда; может быть, они попытаются использовать тебя. Вчера Джалбадан спряталась за занавеской, и она слышала...