Читаем Меч войны полностью

У окон над их головами висели на заржавленных петлях резные, замысловато расписанные ставни. Раскрашенные проститутки и тонкие, гибкие мужчины-содомиты с торжественными лицами зазывали прохожих из окон второго этажа, сверкая фальшивым золотом и испуская запах пачули. Немного далее были видны святые деревья с выдолбленными нишами, в которых стояли ярко раскрашенные идолы, а перед ними — женщины на коленях, совершающие просительную пуджу за беременную дочь либо за больного отца. Повсюду бродили неизбежные коровы с гирляндами цветов и символами, нарисованными на головах. Через дорогу виднелся заброшенный сад; огромные вороны и птицы-падальщики обосновались на крашенном известью шпиле храма, а воробьи чирикали на карнизах. Торгующие женщины сидели на корточках перед расстеленной на земле тканью, на которой они выложили всё, что могли продать: пучок завядшего шпината, или пресные лепёшки-чапати, или несколько пригоршней отвеянной чечевицы. Здесь были индусы в дхоти[48] и мусульмане в тюрбанах, окрашенных в праздничные цвета; продавцы с мешками из грубой джутовой ткани и медники, купцы и музыканты, парикмахеры и чеканщики, мастеровые всякого рода и жулики — молодые люди с жадными глазами, ищущие возможности поживиться на улице.

Кавалькада продвигалась далее к стенам цитадели, мимо более высоких домов, принадлежавших купцам.

«Эти ничтожества считают себя высшим сословием и проявляют слишком мало уважения, — думал Мухаммед. — Они слишком быстро богатеют, торгуя с европейцами. Но этому будет положен конец. Мой отец слишком снисходителен. Я не потерплю индусов на дворцовой территории, когда стану набобом. В конце концов, разве их собственная святая книга, Гита, не утверждает то же самое? Лучше исполнять в несовершенстве свой собственный закон, чем в совершенстве чужой. Человек не согрешает, когда исполняет обязанность, возложенную на него от рождения».

Мухаммед закрыл глаза, но знал, где сейчас находится, с точностью до шага. Вот здесь должен быть человек с огромным животом, а там — старый Гуджарати с торчащей бородой, который сидит, окружённый столбиками монет и сыновьями, постукивающими на счётах. Зов муэдзина становился всё громче, и вскоре они поравнялись с мечетью, возле которой бродило несчётное количество нищих.

«Нищие собираются здесь как вши под пыльным навесом. И действительно, разве Святой Коран не устанавливает благотворительность пятым столпом ислама? Но как нищие-индусы узнали об этом? Ведь для них единственным прибежищем являются их нелепые страшные боги».

А здесь, в тёмных ущельях между высокими стенами из кирпича и уродливыми мазаными гопурами, обитают настоящие монстры! Не просто девочки из касты неприкасаемых, берущие напрокат младенцев, чтобы попрошайничать; не убогие инвалиды, живущие милостыней, но страшные человеческие уроды. Эти существа, поражённые недугами, демонстрируют свои фантастические уродства за маленькую монетку. Вот мужчина с гигантской мошонкой, подобной огромной тыкве, которую он толкает перед собой в тачке. Одна его нога нормальная, другая — слоновья. Вот мальчик-паук, сидящий в расселине стены, своём постоянном доме, с руками и ногами, скрученными за спиной. Тут и прокажённые с их стёртыми, съеденными болезнью чертами лица, и женщины из касты неприкасаемых, которые душат своих дочерей и обрекают сыновей на жизнь попрошаек, уродуя их намеренно, так что нанесённые ранения никогда не заживают. Жалость вызывает и слепота, и язвы, и сознательно сломанные и перекрученные конечности. Нет такой хитрости, на которую не пошли бы некоторые из этих честолюбивых матерей, чтобы одарить своё потомство таким страшным преимуществом в суровом соперничестве за получение милостыни. «Благодарю за то, что Аллах сотворил меня в телесной целостности, и за то, что имею мать, для которой я — центр вселенной, — думал Мухаммед. — Надира-бегума — единственная во всём мире, кому я могу полностью доверять. Она одна совершенна».

Его мысли с унынием обратились к Анвару уд-Дину. «Мой отец знает, как сильно я желаю стать набобом, — думал он удручённо, — но Махфуз пользуется его благосклонностью, поскольку он — старший сын и очень похож на своего отца. Он должен бы знать, что я никогда не удовлетворюсь теми подачками, которые мне иногда бросают. Когда-нибудь он поймёт, что я — не собака, ожидающая под окном цыплячьих костей!

В свой день рождения отец сделал Махфуза преемником. А я? Что же я? Он дал мне губернаторство в Тричинополи! Ха! Второй город Карнатики, как он называет его. Тричинополи! Я — килладар крепости, построенной на голой скале в самой удалённой южной окраине страны, несчастного города, окружённого врагами, с малым и ненадёжным доходом и репутацией города, которым трудно управлять. Тричинополи! Смехотворное место! Это — оскорбление! Но скоро я отплачу за него. С Божьей помощью я создам самое идеальное исламское государство на земле».

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Армада)

Любовь и Ненависть
Любовь и Ненависть

«Вольтер! Вольтер! Как славно звенело это имя весь XVIII век!» Его превозносили до небес, знакомством с ним гордились самые знатные и богатые особы, его мечтали привлечь ко двору Людовик XV, Екатерина Великая, Фридрих II…Вольтер — гениальный философ и писатель, «вождь общественного мнения» и «ниспровергатель авторитетов». Его любили и ненавидели, им восторгались, ему завидовали. Он дважды был заточен в Бастилию, покидал родину, гонимый преследованиями.О великом французе и его окружении, о времени, в котором жил и творил сей неистовый гений, и в первую очередь о его роли в жизни другой ярчайшей звезды того времени — Жан-Жака Руссо рассказывает писатель Гай Эндор в своем романе.На русском языке издается впервые.Примечание. В русском издании книги, с которого сделан FB2-документ, переводчик и комментатор сделали много ошибок. Так, например, перепутаны композиторы Пиччини и Пуччини, живший на сто лет позже событий книги, вместо Шуазель пишется Шуазей, роман Руссо «Эмиль» называется «Эмилией», имя автора книги «офранцужено» и пишется Ги Эндор вместо Гай Эндор и т. д. Эти глупости по возможности я исправил.Кроме того сам автор, несмотря на его яркий талант, часто приводит, мягко говоря, сомнительные факты из биографий Вольтера и Руссо и тенденциозно их подает. Нельзя забывать, что книга написана евреем, притом американским евреем.Amfortas

Гай Эндор

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги