Меч Шаннары

Король покачал головой и нахмурился. Наступательная тактика северян настораживала его, и Балинор никак не мог отделаться от смутного ощущения тревоги. Противник не мог рассчитывать на то, что осадные башни помогут ему пробиться за Внешнюю стену. Наверняка они припасли что-нибудь еще. В сотый раз он спрашивал себя, успеет ли эльфийская армия прийти на помощь осажденной крепости. Балинор верил Эвентину и очень рассчитывал на его поддержку. С наступлением темноты он приказал удвоить посты по всей стене и предложил товарищам поужинать.

Скрытые рощицей на гребне невысокой горы в нескольких милях западнее Тирсиса, всадники небольшого отряда с замиранием сердца следили за ужасной битвой, которая разыгралась у стен древней крепости. Когда сгустились сумерки, они заметили в лагере северян исполинские осадные башни, готовые на рассвете штурмовать город.

— Надо срочно известить Балинора, — прошептал Джон Лин Сандор. — Он должен знать, что наша армия на подходе.

Флик с надеждой посмотрел на забинтованного Эвентина. Король смотрел на осажденный город, его необыкновенные глаза сверкали.

— Я верю, что наша армия на подходе, — еле слышно проговорил король эльфов. — Сегодня почти три дня, как ушел Брин. Если завтра он не вернется, я поеду сам.

Понимая волнение друга, Джон Лин легонько положил руку ему на плечо.

— Ты ранен, Эвентин, и не можешь ехать. Не волнуйся за брата, он не подведет. Балинор опытный боец, да и стены Тирсиса крепки, за всю историю города никому не удалось их преодолеть. Легион может держаться долго.

Все надолго замолчали. Флик смотрел на темный город и думал о друзьях. Должно быть, Менион тоже там. Горец не мог знать, что пережил Флик и что случилось с Эвентином. Не знал он и о том, что стало с непредсказуемым Алланоном, который по неизвестной причине исчез вскоре после того, как Флик вернулся с поисковым отрядом эльфов. Хотя с первого дня своего появления в Тенистом Доле друид постоянно окружал себя завесой тайны, он никогда не уходил, не объяснив причины. Быть может, он сказал Эвентину…

— Город в осаде, кругом посты, — раздался в сумерках голос короля эльфов. — Пройти через них будет очень сложно. Но ты прав, Джон Лин. Балинор должен знать, что мы не забыли о нем.

— Пока у нас недостаточно сил, чтобы прорваться в Тирсис или хотя бы ударить в тыл северян, — задумчиво отозвался его друг. — Разве что…

Он быстро взглянул на темнеющие громады осадных башен, которые без всякой охраны стояли на равнине.

— …сделать небольшой подарок, — выразительно завершил за него король.

Еще до полуночи Балинора спешно вызвали в сторожевую башню над городскими воротами. Вскоре он уже был на стене и, онемев от изумления, вместе с Хенделем, Менионом и братьями-эльфами смотрел на сумятицу, охватившую полусонный вражеский лагерь. На дальних границах огромного поля ярким костром полыхала средняя из трех осадных башен, освещая равнины на многие мили вокруг. Северяне в панике метались между уцелевшими башнями, отчаянно пытаясь защитить их от пламени. Было совершенно очевидно, что пожар застал их врасплох. Балинор взглянул на товарищей и сдержанно усмехнулся. Значит, помощь уже близка.

Утро третьего дня началось с гнетущей тишины, которая гулким саваном расстелилась над землями Каллахорна и двумя враждующими армиями. Не было слышно ни мощного грохота барабанов, ни глухого стука солдатских сапог, ни громогласных боевых кличей. На далеком восточном горизонте выкатилось яростное красное солнце, и свет его медленно растекался сквозь сумрак уходящей ночи, словно кровь. Над росистой равниной клубился мутный туман. Ничто не нарушало угрюмого безмолвия. На стенах крепости солдаты легиона с тревогой всматривались в белесую мглу, ожидая наступления.

Отряд Балинора защищал центр Внешней стены. Справа от него расположился Гиннисон со своими воинами, слева — Мессалайн. Янус Сенпре, как и прежде, командовал городским гарнизоном и резервами. Менион, Хендель и братья-эльфы молча стояли рядом с Балинором, дрожа от утренней сырости. Ночь друзья почти не спали, но чувствовали себя на удивление бодрыми и спокойными. За последние двое суток они на многое стали смотреть иначе. На их глазах гибли тысячи, и в этой чудовищной бойне собственные жизни вдруг стали казаться им ничтожными и в то же время бесценными. Цветущие луга у стен крепости превратились в истерзанную выжженную пустыню, земля пропиталась кровью и дышала смертью. История была стара как мир — одна армия стремилась уничтожить другую. Защитники Тирсиса больше не думали о высокой цели спасения жизни на земле, война превратилась в бессознательную привычку, которая служила лишь оправданием любым поступкам смертных.