Меч, рассекающий листья

Эйноске откровенно рассмеялся, выискивая в лице собеседника какой-то подвох.

– Мастер проклятых мечей? Если бы знали, какую глупость только что сказали.

– Панчик пожал плечами, перейдя на ту же волну отчуждения, что и гость.

– Говорите Камакура… Вы подготовились. Это похвально, – улыбнувшись типичной японской

улыбкой, протянул Эйноске. – Но я думаю, что вы всё-таки ошибаетесь. Ваши заблуждения

типичны для новичка. Всем, кто соприкасается с этой темой, поначалу всегда мерещится либо

Муромаси, либо ещё кто-нибудь в этом духе. Вы даже представить себе не сможете, сколько в

Японии было мастеров. Камакура… Не смешите меня. В лучшем случае Хосодати. Да, скорее

всего, это типичный Хосодати.

– К сожалению, про этот период ничего не знаю.

– С удовольствием расскажу вам, хотя, у меня не так много времени, – ответил Эйноске,

расплывшись в улыбке. – Люблю открытых людей.

– Спасибо за похвалу. Я тоже.

– Вам спасибо. Хосодати – меч для церемоний. Это красивая игрушка предназначалась для

выхода в свет и надевалась по особым торжественным случаям. Когда надобность в настоящем

оружии окончательно отпала, то всё внимание перешло на внешнюю отделку. Судя по рукоятке,

это именно Хосодати. Стоили недорого, были относительно легкодоступны для чиновников

средней руки, которым не обязательно было владеть мастерством фехтования, а лишь

производить эффект значимости. Ещё раз повторюсь, что в этот период уделяли внимание

внешнему виду, но не самой стали. В общем, эта вещь хороша лишь как сувенир. На рынке стоит

от десяти до двадцати тысяч долларов. Это в том случае, если вещь действительно подлинная. Их

использовали как подарки для чиновников средней руки. Но откуда он у вас? Вы, как мне

показалось, не занимаетесь рыночной торговлей.

Панчика немного обескуражил уверенный тон Эйноске. В его словах была не только

уверенность, но подобие правды. Его вдруг обожгло отчаянье. Он уже собирался забрать

фотографию и извиниться, как вдруг начал говорить, даже не размышляя предварительно о том,

что хочет сказать.

– Значит, вы считаете, что это игрушка? Для чайных церемоний и подарков.

– Скорее всего так, – равнодушно произнёс Эйноске пожимая плечами. – Впрочем, если вы

настаиваете, то у меня есть неплохой эксперт, сделаю что смогу, но вы же понимаете…

– Значит, если эта игрушка снимает с гвоздя стружку как с простого карандаша, то это не в счёт.

Одним только прикосновением отсекает указательный палец, и это то, что лучше всего подходит

для чайных церемоний. От одного неловкого прикосновения к лезвию палец валится на

пол, а хозяин этого пальца даже не чувствует боли в первую секунду. А потом этот палец

заживает полгода. И после этого всё равно это игрушка, безобидная и милая, годная лишь для

подарков, которую надевают исключительно в мирных целях, чтобы оказать знаки внимания,

пожелать здоровья и раскланяться. Я вас правильно понял, господин Эйноске?

Пока Панчик произносил свой монолог, Эйноске всё больше напрягался. В конце концов его

милая восточная улыбка превратилась в страшную гримасу, на которую даже стали обращать

внимание случайные прохожие.

– Вы сказали «палец»? – почти прошептал Эйноске.

– Указательный. Вы не ослышались, – кивнул Панчик, осознав, что пресмыкаться

перед японцем себе дороже. – Хотя я предлагаю вам самому во всём разобраться. В этой

занятной книженции есть закладка. Там вы найдёте для себя много познавательного и даже

забавного. Кое-что может касаться лично вас. Поверьте, я не шучу. Но времени у нас не так уж и

много. Во всяком случае, не год.

Эйноске неуверенно взял книгу, пролистал, коротко остановившись на содержании, и кивнул.

Он уже не улыбался.

– Кажется, я догадываюсь, о чём может идти речь. Извините, я вначале плохо о вас подумал. Вы

меня в который раз удивляете.

Когда Эйноске уже собирался уходить, Панчик остановил его и спросил:

– Простите меня за назойливость. Но чем больше общаюсь с вами, тем больше захожу в тупик.

Не могу понять, откуда вы так знаете русский язык?

– Здесь, как раз, всё очень просто, – улыбнулся Эйноске. – Я потомственный переводчик. В

Японии это принято. Кажется, я говорил вам об этом. Мой отец работал в Москве, в посольстве, а

я в это время учился в русской школе.

– И сколько вы учились?

– С четвёртого по восьмой. Пять лет. У меня даже аттестат есть о восьмилетнем образовании.

Забавно, не правда ли? Я даже умею материться, играть в секу, буру, трясучку.

Панчик не смог ничего ответить. Он просто пожал японцу руку и пошёл своей дорогой. Ему

вдруг показалось, что он кролик и его чуть не проглотил удав. Хотя у него всё же было

небольшое преимущество. Он не знал толком, кто он сам на самом деле. Русский или кореец.

Или просто бандит и уличный разводила. «Пусть попробует проглотить. Мы тоже не лыком шиты.

Вот так, господин Эйноске, он же Мата Хари, он же Мадам Батерфляй».

13.

Слон уехал в деревню на поминки. Перед отъездом он, как обычно, долго не появлялся. Как

выяснилось, торчал в Волочаевке у Эдика – каратиста, знакомясь с местной братвой. Он пересёкся

с ними в городе, уверяя, что «братва реальная» и может сгодиться в будущем. После этого он