Меч не знает головы кузнеца

* * *

- Едва она уехала на воды, так прописал лекарь, у нас начались дожди. Проливные - словно, вместе с моей Марианной, укатило на море и солнышко. Пять суток подряд. На праздник Фригг было еще светло, но и потом в ночь и весь последующий день, представь, в самой середине лета, идет все тот же дождь. Меня охватила безысходность. Музыка не радовала слух, меды не пьянили, ни одна из прежних забав, никакая из самых нужных работ не приносила мне радости, и не сложилось ни единой баллады, как я ни пытался превозмочь в себе это. Ах, Старик! И снова к ней, все мысли, все слова, все побуждения. Я ждал заветного голубя, я представлял, как Марианна нежится на горячем песке, как, обнаженная, она загорает, окуная изумительное тело в волны светлоокой Сол. Все шло как-то буднично, и только звериная тоска не отпускала меня ни на миг. Снова пусто, и пусто было на душе. И мне снился сон, как пол ее неприступного замка я усыпал цветами, чтобы Марианна шла по ним, точно эльфийская княжна из несбыточных грез, чтобы она купалась бы в них. А я срезал все шипы до одного, лишь бы ни один из них не поранил нечаянным касанием ее бронзовую от загара, но все такую же волнующую, кожу. Поутру, когда я очнулся, мои ладони были исколоты в кровь. Это было знамением! - Да, боги предупредительны, в том смысле, что заранее предупреждают смертных о таящейся опасности, - совсем тихо проговорил Старик. - Ты, Ридар, держишься прежней веры, а так ли преуспел в ней? - спросил он погромче. - Вспомни! Старик поднялся, распрямился, расправив могучие плечи, восстал, точно грозный великан. Потом, ударив в ладоши, в такт ударам он запел тяжелым густым басом:

"Женщин любить, в обманах искусных, что по льду скакать на коне без подков, норовистом, двухлетнем коне непокорном, иль в бурю корабль без кормила вести, иль хромцу за оленем в распутицу гнаться."

- А я вот что отвечу, старец! - разозлился Ридар, и, смело глядя своему гостю в глаза, тоже пропел:

"Мужей не суди за то, что может с каждым свершиться; нередко бывает мудрец безрассудным от сильной страсти.

Никто за любовь никогда осуждать другого не должен; часто мудрец опутан любовью, глупцу непонятной."

- Это я-то глупец? - расхохотался Старик, схватившись за бока. - Да что же ты, приятель, жалеешь тогда об этой одной единственной вещи? Ведь ты судишь свою ненаглядную Марианну за ее любовь к Орму. А еще недавно и вовсе жаждал убить его. Уж, кто из нас дурак, так это ты, а не я! - Ты и о том прознал, проклятый колдун! - крикнул Ридар, но опомнился, и продолжил более спокойно. - Да, я теперь другой человек, Старик! Во мне нет больше былого Света. Со мной опасно теперь рядом любой и любому. Но пусть пройдет месяц, год, много лет. У меня теперь есть две цели - я верну себе похищенную женщину, и я уничтожу Орма, рано или поздно. Я так сказал. Да будет так! - По-моему ты обманываешься в сроках? - весело ответил гость. - Да, с кем ни бывает?! Лучше, выпьем-ка теперь из моей чаши! - Выпьем! Но уже как два месяца я только и делаю, что пью, не пьянея. - Это особый мед! - возразил Старик, доставая из-под плаща чашу, которая на глазах Ридара стала сама наполняться душистым пенистым напитком. - Экая диковина! - удивился Ридар. - Содержимое лучше вместилища! - пояснил его странный гость. - Пей же, и я за тобой, мы пригубим из одной чаши. - Теперь уже все едино! - промолвил Ридар и сделал глоток, словно хотел выпить море.

* * *