— Даже боги не вечны, Магнус. Какой смысл тратить силы и убиваться над тем, чего все равно не изменишь. Я знаю: борьба с временами года тщетна. Зато могу сконцентрироваться на сезонах, которые мне подвластны, и постараться их сделать как можно более радостными, богатыми и обильными. — Он дотронулся до моей щеки. — Впрочем, ты все и так уже понимаешь. Ни одно дитя Тора, Одина или даже благородного Тюра не устояло бы перед меткостью обещаний Хель и убедительными речами Локи. А ты вот смог. И лишь сыну Фрея достало решимости и уверенности в нужный момент отпустить Меч Лета.
— Отпустить?.. Мама просила…
— Да, да. — Фрей достал из-за трона наглухо запечатанную керамическую банку размером с человеческое сердце и вложил её в мои руки. — Ты ведь знаешь, чего бы она хотела.
Любой мой ответ ничего бы не стоил, а потому я просто кивнул в расчете, что он вполне поймет мои чувства.
— Ты, мой сын, принес Девяти Мирам надежду, — с чувством проговорил Фрей. — Это как бабье лето. Последние ласковые деньки перед осенней слякотью и зимней стужей. Вот и у нас появился ещё один шанс на тепло, спет и рост перед длинной зимой Рагнарёка.
— Но ведь…
Фрей прервал меня, улыбнувшись.
— Именно. Теперь следует сделать уйму всего. Асы и ваны разобщены. Локи становится все сильнее. Даже связанный, он ухитряется стравливать нас, отвлекать, из кожи вон лезет, чтобы мы позабыли о главном своем назначении. Я виноват не меньше других. Постоянно на что-нибудь отвлекался. Очень надолго покинул мир настоящих мужчин, только благодаря твоей маме… Ну, в общем, толкнул я тебе тут длинную речь о том, что не надо цепляться за прошлое. — Он печально взглянул на емкость в моих руках. — Душа твоей мамы была полна жизни. Она может гордиться тобой.
— Папа…
По-моему, я произнес это просто так. Раньше-то мне было не к кому так обратиться. Вот только хватит ли у меня сил?
Он вытащил из кармана рубашки потертый листок бумаги и протянул его мне-один из тех самых флаеров, которые Аннабет и её отец раздавали прохожим в день моей смерти.
— Ты будешь не в одиночестве. А теперь отдыхай, сын. Обещаю, мы снова встретимся, и не через шестнадцать лет, а гораздо раньше. Пока же свяжись обязательно со своей кузиной. Вам обязательно надо поговорить. Тебе потребуется помощь, прежде чем все будет сказано и сделано.
В словах его мне послышалось что-то тревожное, но возможности расспросить, в чем дело, не оказалось. Не успел я и глазом моргнуть, Фрей исчез, а меня вместе с флаером и керамической емкостью вынесло вновь па палубу вальхалльского корабля. Рядом со мной сидел, жадно прихлебывая из кубка медовуху, Хафборн Гундерсон.
— Ну? — улыбнулся он мне во весь рот. — Я ведь тебе жизнью обязан. Ничего не имеешь против, если я угощу тебя вкусным обедом?
Раны ею по большей части уже затянулись, а судно наше стояло, пришвартовавшись к берегу реки, которая протекала через фойе Вальхаллы. Как мы там оказались, понятия не имею. Мои друзья уже стояли на пристани, беседуя с управляющим Хельги и мрачно взирая, как с корабля выносят тела трех валькирий.
— Чтопроисходит? — повернулся я к Хафборну.
Он осушил свой кубок.
— Нас вызвали в «Трапезную Павших Героев» для объяснения перед танами и хозяином эйнхериев. Надеюсь, нам все же дадут поесть, прежде чем снова убьют. Помираю с голоду.
Глава LXIX
ВОТ, ЗНАЧИТ, ЧТО УНЮХАЛ ФЕНРИР В ГЛАВЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРИ
Кажется, мы добирались до Вальхаллы целый день, потому что попали прямиком к ужину, который в «Трапезной Павших Героев» уже был в самом разгаре. Повсюду детали с кувшинами медовухи валькирии. Эйнхерии кидали друг другу хлеб и куски жареного Сэхримнира. В разных частях помещения паяривали оркестры. Впрочем, стоило нам появиться, веселье начало затухать. Наша процессия медленно двигалась по направлению к столу танов. Во главе Её шел почетный караул из валькирий, несший покрытые белой льняной тканью тела Гуниллы, Ирен и Маргарет. Все это время у меня тлела надежда, что, так как их подвиг вполне достоин эйнхериев, в Вальхалле они оживут, но этого не случилось. С валькириями, видимо, все обстояло как-то сложнее.
За валькириями шли Мэллори, Икс и Ти Джей, а Сэм, Блитцен, Харт и я замыкали процессию. Воины злобно взирали на нас, и ещё более неприкрытую ярость можно было прочесть на лицах валькирий. Удивляюсь, как нас вообще не убили по пути к танам. Но полагаю, толпу от этого останавливала только жажда увидеть наше публичное унижение. Никто ведь из них не знал правды, и все видели и пас сбежавших негодяев, возвращенных насильно в Вальхаллу, да ещё виновных в гибели верных валькирий. Оков на нас не было, но я все равно ощущал, словно ноги мне опутали цепью Грейнпир. К тому же одна рука у меня была неподвижна. Я крепко зажал ею под мышкой керамическую баночку, с которой меня ничто не заставило бы расстаться.