Теперь, когда Колодец Сокровищ закончен, я чувствую, что у меня не осталось времени. Моя душа спокойна. Под моим руководством пират Окхэм и его шайка, сами не ведая того, воздвигли вечную могилу для нечестно нажитых богатств, полученных ценой страданий и горя стольких душ. Никогда смертным не завладеть ими. Я вложил в это столько сил, уловок и хитрости, и запрятал сокровище настолько мудро, что ни Окхэм, ни любой другой человек никогда не сможет его достать. Колодец непобедим, неприступен. Окхэм думает, что держит в руках ключ, и умрёт за это знание. Теперь же я обращаюсь к вам, тем, кто расшифровал эти строки. Услышьте моё предостережение: спуск в Колодец – смертельная опасность для жизни и плоти; обретение сокровищ – неизбежная Смерть. Вы, кто жаждет заполучить ключ от Колодца Сокровищ, вместо него отыщете лишь ключ в мир иной, и плоть ваша будет гнить неподалёку от того Ада, куда направятся ваши души.
Голос Сен-Джона смолк, и воцарилось молчание. Хатч бросил взгляд на Найдельмана; его челюсть едва заметно дрогнула, глаза сузились.
– Так что, видите ли, – снова заговорил Сен-Джон, – похоже, ключ к Водяному Колодцу заключается в том, что никакого ключа нет. Должно быть, это прощальная месть Макаллана пирату, который его похитил – захоронить сокровище так, чтобы его никогда не достали. Ни Окхэм, и никто другой.
– Суть в том, – вмешался голос Стритера, – что находится в Колодце небезопасно до тех пор, пока мы не расшифруем оставшуюся часть шифра и не проанализируем текст. Похоже, Макаллан установил здесь какие-то ловушки для каждого, кто…
– Чушь! – прервал его Найдельман. – Опасность, о которой он предупреждает – ловушка для идиотов, которая убила Симона Руттера и затопила Колодец две сотни лет назад.
Снова воцарилось молчание. Хатч посмотрел на Бонтьер, затем на Найдельмана. Лицо капитана оставалось каменным, губы крепко сжатыми.
– Капитан? – ещё раз попытался Стритер. – Сен-Джон так не считает…
– Всё это спорно, – огрызнулся Найдельман. – Мы практически закончили – осталось установить и прокалибровать лишь парочку датчиков, а затем мы поднимаемся.
– А я думаю, что в словах Сен-Джона что-то есть, – сказал Хатч. – Мы должны прервать спуск, по крайней мере, пока не узнаем, о чём говорил Макаллан.
– Я за, – сказала Бонтьер.
Найдельман стрельнул в них взглядом.
– Абсолютно исключено, – бесцеремонно сказал он. И, завязав мешок с датчиками, бросил взгляд наверх. – Господин Вопнер?
Программиста на лестнице не оказалось, а интерком молчал.
– Должно быть, он в туннеле, калибрует датчики в зале, – сказала Бонтьер.
– Тогда давайте его позовём. Чёрт возьми, он, наверное, выключил передатчик, – произнёс капитан и принялся взбираться мимо них по лестнице.
Та слегка дрогнула под его весом.
Затем дрожь повторилась: лёгкая, еле ощутимая под кончиками пальцев и ступнями. Он вопросительно посмотрел на Бонтьер, и по её виду понял, что она тоже это почувствовала.
– Доктор Магнусен, отчёт! – резко сказал Найдельман. – Что происходит?
– Всё в норме, капитан.
– Рэнкин?
– Зафиксирован сейсмический сдвиг, но на пороге чувствительности, до опасного уровня очень далеко. У вас проблемы?
– Мы почувствовали, что… – заговорил было капитан.
Его прервало внезапное дикое содрогание лестницы, Малина едва не сбросило вниз. Нога соскользнула с перекладины, и он отчаянно вцепился, пытаясь удержаться. Уголком глаз отметил, что Бонтьер всем телом прижалась к лестнице. Новая тряска, затем ещё. И за всем этим Хатч расслышал далёкий звук обвала, подобный землетрясению – низкий рокот, на грани слышимости.
– Чёрт, что происходит? – рявкнул капитан.
– Сэр! – откликнулась Магнусен. – Где-то недалеко от вас зафиксирован оползень.
– Ладно, ваша взяла. Находим Вопнера и выметаемся.
Они взобрались на платформу на уровне минус сто. Прямо над ними зияло отверстие туннеля – распахнутая пасть из гнилого дерева и земли. Найдельман заглянул внутрь, устремив луч во влажную тьму.
– Вопнер? Шевелись. Мы возвращаемся.
В ответ – лишь тишина да слабый холодный ветерок, выходящий из туннеля.