Меч императора

Выйдя ближе к полудню следующего дня из мидовского особняка на улицу, Соболевский непроизвольно зажмурил глаза, заслонив лицо ладонью. Солнце немилосердно заливало Москву, сверлило мозг и одна фраза, вычитанная полковником из еженедельного отчета о пребывании императора Пу И в Хабаровске, назойливым рефреном отзывалась в сознании: «Император увлекся огородничеством. Император увлекся огородничеством…»

* * *

В августе 1946 года Пу И выступил свидетелем на Международном военном трибунале в Токио. Его появление для кого-то было неожиданным – свежий, в хорошем темно синем двубортном костюме, спокойный, правда, в сопровождении советских офицеров. На самом деле советская делегация все согласовала с американцами заранее. В том числе и то, что жить бывший император должен в доме, занятом уже знакомыми ему советскими офицерами. И за стол он садился вместе с ними – о дворцовых церемониях никто и не думал. Теперь с ним не было большой свиты слуг – лишь младший брат, который знал японский язык и начинал учить русский. На всякий случай. Но в резиденции советского представителя были и ординарцы, и русские девушки из обслуживающего персонала – аккуратненькие, красивые, улыбающиеся и малоразговорчивые. На них Пу И смотрел со все большим интересом, но Соболевский намекнул ему, что все они из «секретной службы», и это быстро его успокоило.

Говорил Пу И на заседаниях трибунала не спеша, тщательно взвешивая каждое слово. Кто-то считал, что он все-таки боится японцев. Соболевский, находившийся поблизости, понимал, что Пу И опасается, как бы из свидетеля не оказаться обвиняемым. Осуждать за такую осторожность бывшего императора никто не решился. Никто и не пытался уличить его во лжи. Да ее и не было, была недосказанность.

Иногда Пу И советовался с Соболевским, несколько раз спрашивал, знает ли о его участии в процессе Сталин.

Почти через месяц пребывания в Токио, когда у судей трибунала кончились к нему вопросы, бывший император вновь вылетел в СССР вместе с сопровождающими. Ему предстояло продолжать свою жизнь интернированного иностранца – делать особенного нечего, общаться не с кем. Вместе с другими он еще незадолго до отъезда в Токио действительно занялся огородничеством. Посадил несколько деревьев, внимательно вчитывался в руководство по организации и содержанию паркового ландшафта. Все какое-то занятие. Вот и сейчас по возвращению в резиденцию первым его вопросом было, как чувствуют себя его саженцы…

Рудольфу он был благодарен, оценив полковника, как своего главного спасителя и, в какой-то степени, покровителя. Мнение Соболевского, как он полагал, доводилось до высшего руководства в Москве, а положение интернированного всегда зависимое от чьей-то воли или прихоти. Лучше иметь добрые отношения. А потому Пу И решил после возвращения из Токио сделать Рудольфу особый подарок – подарит ему, как человеку военному, свой меч. Но выбрал все-таки японскую катану, которую ему весной 1940 года подарил Хирохито. Тогда еще японский император что-то говорил об особых свойствах меча, но он не придал словам большого значения, так как считал, что такой запросто можно отыскать в Пекине в любой антикварной лавке. Но все-таки теперь этот меч имеет иную ценность.

На самом деле Пу И вспомнил о подарках, которые он получил в 1940 году во время визита в Токио. Тогда ему навязали желание «признать» божество Небесного Сияния и в его государстве Маньчжоу-Го. И речь, которую при этом требовалось произнести, написали японцы. Все это подготовили заранее, ничего удивительного не случилось. Удивило только, как Хирохито к этому отнесся – японский император выразил свое одобрение одной короткой фразой, простой, без каких-либо витиеватостей, кивнул головой и подошел к столу. Там лежали меч, бронзовое зеркало и изогнутая пластина из нефрита – три предмета, олицетворяющих божество Небесного Сияния, богиню солнца Аматерасу Омиками. Большого впечатления на него они все-таки не произвели, но Хирохито знал, что китайский ровесник воспитан так, чтобы никогда не было ясно, ни по взгляду, ни по движению губ, какие эмоции он испытывает.

После этого Пу И в качестве подарка вручили специально изготовленный для него каким-то известным среди японских ценителей оружия кузнецом специальный меч – катану. Пу И поблагодарил за меч и другие подарки. В душе он оставался буддистом, а синтоизм так и не принял.

* * *