– Суеверие! – Забрав у меня книгу, Текла взяла меня за руки. Ее длинные пальцы оказались холодны, точно лед. – Когда хозяин лежит на смертном одре, подливать в часы воду некому. С его смертью сиделки смотрят на циферблат, чтобы отметить время. И только после, взглянув еще раз, замечают, что часы встали и время неизменно.
– То есть они умирают прежде смерти хозяина? Тогда, если вселенная стремится к концу, это не значит, что Предвечный мертв, – возразил я. – Это значит, что он никогда не существовал.
– Нет, он болен, серьезно болен. Оглянись вокруг, Севериан, взгляни на эти темницы, на эти башни над головой. Ты хоть понимаешь, что ни разу в жизни к ним не приглядывался?
– Если так, он еще может попросить кого-нибудь долить воды в механизм, – рассудил я, а затем, сообразив, что сказал, покраснел.
Текла расхохоталась:
– Не видела я, чтоб ты хоть раз вспомнил об этом, с тех самых пор, как впервые сняла перед тобою платье! А потом поднесла твои ладони к грудям, и ты покраснел, будто плод кофейного дерева, помнишь? «Попросить кого-нибудь долить воды»! Ха! Где же наш прежний юный атеист?
Моя ладонь легла на ее бедро.
– Как и в тот день, смущен перед лицом божества.
– Так, значит, в меня ты тоже не веришь? Хотя, пожалуй, и правильно. Должно быть, я лишь то, о чем грезит всякий юный палач, – прекрасная пленница, еще не изувеченная пытками, призвавшая тебя, чтоб утолить похоть.
– Такие грезы, как ты, за пределами моей власти, – со всей возможной галантностью объявил я.
– А вот и неправда: я ведь сейчас в твоей власти!
И тут в камере, кроме нас с Теклой, появился кто-то еще. Я оглядел запертую дверь и лампу с серебряным отражателем, обвел взглядом все уголки. Вокруг на глазах темнело, вместе со светом исчезла и Текла, и даже я сам, но вторгшийся в мои воспоминания о нас исчезать не спешил.
– Кто ты и чего от нас хочешь? – спросил я.
– Ты прекрасно знаешь, кто мы такие, а мы знаем, кто таков ты.
Ответ прозвучал холодно, властно – пожалуй, столь властного тона я в жизни еще не слышал. Сам Автарх говорил куда мягче.
– И кто же я?
– Севериан из Несса, ликтор города Тракса.
– Да, я – Севериан из Несса, – подтвердил я. – Но я больше не ликтор города Тракса.
– Вернее, тебе очень хотелось бы, чтобы мы в это поверили.
Вновь тишина.
Спустя какое-то время я понял, что дознаватель попросту не желает снисходить до расспросов: желаешь-де на свободу, оправдывайся сам. Тут мне ужасно захотелось схватить его (более пары кубитов разделять нас никак не могло), однако я понимал, что он наверняка вооружен такими же стальными когтями, как и стражники на тропе. Кроме этого, мне уже довольно давно хотелось вынуть из ладанки Коготь, хотя большую глупость трудно себе даже представить.
– Архонт Тракса, – сказал я, – пожелал, чтоб я лишил жизни одну женщину. Вместо этого я отпустил ее, а сам был вынужден бежать из города.
– С помощью магии миновав все воинские караулы.
Я всю жизнь полагал всех самозваных чудотворцев мошенниками, но сейчас некие нотки в голосе дознавателя намекали, что, пытаясь обмануть других, они склонны обманываться сами. Да, в его замечании чувствовалась насмешка, но вовсе не над магией – надо мной.
– Возможно, – заявил я. – Что ты можешь знать о моих силах?
– Они не столь велики, чтоб вызволить тебя отсюда.
– Освободиться я еще даже не пробовал, однако на свободе уже побывал.
Дознаватель заметно встревожился:
– На свободе ты не был. Ты просто призвал дух этой женщины!
Я как можно тише, чтоб он не услышал вздоха, перевел дух. Как-то раз, когда мою личность на время заменила собой личность Теклы, девчонка из заключенных в аванзале Обители Абсолюта приняла меня за высокую даму, а сегодня… Неужто ожившая в памяти Текла заговорила моими устами?
– Стало быть, я – некромант, повелевающий духами мертвых. Ведь женщина эта мертва.
– Ты сказал нам, что отпустил ее.
– Отпустил я другую женщину, лишь слегка напоминавшую эту. Что вы сделали с моим сыном?
– Отцом он тебя не называет.
– Порой на него находит и не такая блажь, – отвечал я.
Отклика не последовало. Немного подождав, я поднялся и снова как следует ощупал стены подземной темницы. Нет, ничего… ничего, кроме ровной земли. Каких-либо отсветов я не разглядел, какого-либо шума не слышал, однако крышку люка вполне можно накрыть сверху каким-нибудь переносным навесом, надежно преграждающим путь свету солнца, а если крышка вдобавок умело пригнана и петли как следует смазаны, поднять ее беззвучно тоже не составит никакого труда. Однако первая же перекладина лестницы, стоило наступить на нее, звучно скрипнула.
Вторая и третья перекладины тоже поскрипывали под ногой. Стоило мне подняться на четвертую, в плечи и темя вонзилось нечто наподобие острий кинжалов, а шею защекотала струйка крови из правого уха.