Читаем Меч и его палач полностью

Движемся мы каждый на свой манер. Я бездумно покачиваюсь в седле под ритм, что задает всем певучий Туфейлиус, Шпинель озирается по сторонам с таким восторгом, будто в жизни не видывал природы, а теперь перед ним открыли королевскую сокровищницу. Сейфулла будто нижет себя, как бисер, на нитку своей нескончаемой касыды . А Грегориус – о, Грегориусу вроде как всё равно, идти или стоять, верхом или пёхом, но и в том, и в другом он находит одинаковую тихую радость. В ельнике поднимает с земли полные шишки, их скелетики, что объела белка; сравнивает. На лугу набирает себе букет всяких разных травок, нюхает, потом прокладывает кой-какие листами толстой бумаги, что как-то незаметно подарил ему Сейфулла вместе с плоской, удивительного вида дорожной сумой, и в нее прячет. Пробует на зуб столько всякой дряни, что мне хватило бы семь раз отравиться. Подбирает всяких бездомных букашек-таракашек, что копошатся него под ногой, сажает на родимый листик. И что-то тихо и безголосо напевает себе под нос.

– Как такой добряк, как ты, Григорий, в инквизиторы попал? – не выдержав этакой идиллии, спрашиваю я.

– По разнарядке. Братцы из Ассизи обязаны поставлять рекрутов Святейшему Трибуналу: с каждой обители по одному, когда настаёт очередь и надобность. Вот и говорит мне отец настоятель: «Проку от тебя, брат, никакого: другие вон стены возводят, поля возделывают, книги переписывают и иллюминируют, на худой конец милостыню собирают, а ты, хоть и числишься в лекарях, только и умеешь, что крылышки фруктовым мушкам считать и бобы в кучки по цвету раскладывать. Иди-ка в мир, поучись хоть чему толковому!»

– И как, выучился?

– Корень учения всегда горек, – говорит он уклончиво. – А о сладости плодов пусть судит Всевышний.

В таком порядке мы следуем к границе, где тропа обращается в довольно широкую просеку и где Туфейлиусу снова приходится распускать пояс, чтобы уплатить таможенный сбор, визовый сбор и всяческие подорожные.

Теперь мы законно отмечены в пересечении границы с Франзонией.

И наша фама, наша трубная молва незримо шествует впереди нас по главной дороге страны.

Мой камень в шелковой ладанке стучит кольцом в мое сердце… То ли опасность предвещает, то ли просто свершение.

За нашими спинами раздается дробный топот, налетает железный ветер. И вот нашу маленькую и уютную компанию окружает толпа звонких всадников на тяжелых жеребцах и в тяжелых кольчужных мантиях. Двурогие шлемы с личинами, кирасы поверх стеганых рубах. Те, кто всегда воюет на одной и той же стороне – платежной ведомости. Кому платят за убой вескими солидами. Наемники и солдаты. Их командир говорит на моем родном языке:

– Эй! Это вас пропустили на границе с Вестфольдом? Полная передвижная команда палачей с их подручными?

Отвечаю им не я и не благоразумный Сейфулла – но тихонький и незаметный Грегор.

– Мы и есть они, но имя наше – лекари. Ибо, поистине, медик прозвищем Туфейлиус врачует плоть, я целю́ дух. Милорд Арман освобождает от той болезни, что называется «тяга к смерти», а мейстер Хельмут, наш предводитель, – от хвори, что именуется «земная жизнь». Как твое имя, почтенный капитан, и какая у тебя возникла надобность?

– Уж надобность так надобность, – смеется тот из своей дремучей бородищи. – Одну важнющую персону уврачевать надобно, а наш войсковой профос соскучился на этом деле и намедни удрал с поста. Говорил, надоело таскаться следом за армией без дела, переманили, вишь, в соседнюю.

– И насколько важна эта персона? – осведомляюсь я.

– Принц прямо. Муж покойной королевы, отчим нонешнего юного государя, посланник их при иноземном дворе. А теперь изменщик родине нашей и злостный бунтарь.

– Туфейлиус, – торопливо спрашиваю я по-скондски. Два-три слова могу связать, однако! – Не понимаю, о чем он, а выбора вроде как может не быть. Браться нам по добру или нет? А то, может, еще расспросишь.

Отвечает он через мою голову:

– Все мы знали благородного принца, знаменного рыцаря короны Франзонской, Олафа ван Фалькенберга, во власти и в почете. Если решит наш мейстер Хельмут, что мы должны услужить ему в позоре и бесславии, так тому и быть.

Нет, до чего мои не столь уж давние знакомцы красочно выражают свои мысли!

– Арман, – говорю, оборачиваясь к нему, – раз уж у нас вырисовывается старинная демократия, то и тебе слово.

– Мейстер, – говорит он негромким голосом. – Я тебя за мою молочную сестру так и не поблагодарил, и всех вас троих тоже. Как решите, так и я буду. Мой отец однажды видел господина Олафа во всем его блеске.

– Что же, – отвечаю я капитану. – Мы идем, куда ты нас поведешь, господин…

– Николас, капитан королевских гвардейцев благородного герцога по имени Оттокар ван Хоукштейн.

– А какую плату ты нам положишь? – встревает практичный Сейфулла.

– Главному мейстеру – десять франзонских марок в день, что составляет пять вестфольдских. Каждому из остальных – вдвое меньше. И ровно столько же за конечную процедуру, так что в день ее свершения суточная плата удваивается, – деловито и без запинки отвечает капитан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное оружие
Абсолютное оружие

 Те, кто помнит прежние времена, знают, что самой редкой книжкой в знаменитой «мировской» серии «Зарубежная фантастика» был сборник Роберта Шекли «Паломничество на Землю». За книгой охотились, платили спекулянтам немыслимые деньги, гордились обладанием ею, а неудачники, которых сборник обошел стороной, завидовали счастливцам. Одни считают, что дело в небольшом тираже, другие — что книга была изъята по цензурным причинам, но, думается, правда не в этом. Откройте издание 1966 года наугад на любой странице, и вас затянет водоворот фантазии, где весело, где ни тени скуки, где мудрость не рядится в строгую судейскую мантию, а хитрость, глупость и прочие житейские сорняки всегда остаются с носом. В этом весь Шекли — мудрый, светлый, веселый мастер, который и рассмешит, и подскажет самый простой ответ на любой из самых трудных вопросов, которые задает нам жизнь.

Александр Алексеевич Зиборов , Гарри Гаррисон , Илья Деревянко , Юрий Валерьевич Ершов , Юрий Ершов

Фантастика / Боевик / Детективы / Самиздат, сетевая литература / Социально-психологическая фантастика