– Не так уж они им всем дались, эти
– Только они это не делали, пока…
– Пока их всадники им не приказали. А приказали не раньше, чем кое-кто вспомнил про пороховые заряды и нафту, что растекалась по воде огнем и истребляла всех подряд. Но и тогда пытались подобрать чужих утопающих и перенести на ближние плоты. А пленники…
– Ты сам был среди отцовых наемников, Икрам?
– Оттого я тебе это всё и рассказываю. Я узнал о Сынах Моря столько, что ушел из плена их другом.
А Джалала и не надо было вовсе им делать, таким другом. Еще до Готской Войны он, совсем подросток, на скондском двуглавом корабле прибыл к островитянам вместе с ученой экспедицией.
– Они совсем небольшого роста, по плечо взрослому мужчине, длинноволосые и смуглые, – рассказывал он мне, пока я читал подробнейшие отчеты, дневники и донесения. – Я и то был их всех выше. Но сильные, ловкие, на своих плотах и чужих досках ходят – как танцуют. Это оттого, что у них постоянная зыбь под ногами. Но и по твердой почве бегают ловко, точно краб: это их сравнение, я тут не виноват. И одеты, кажется, в одни украшения. Бусы из семян и раковин, пучки морской травы, перья какие-то, иногда жемчуг и корольки. Всё не так чтобы пестрое, но крашенное в сочные цвета. Я их полюбил.
– Ты хочешь, чтобы и мне они пришлись по душе, сын?
– Да. И тебе, и нашему мальчику.
Ибо когда Моргэйну исполнилось двенадцать лет, я впервые понял, что он был предназначен в дар иным безднам. Не горам, но морю.
Стелламарис фон Торригаль, Вольный Дом
Мне – ламии, эриннии, ведьме, – не доставило никакого труда обойти формальные запреты. Да на меня их никто не накладывал: приняли как должное, что я шляюсь по всем их тайным ходам и лазам. Разумеется, снабдить меня их подробной картой не удосужился никто, ну да замнем. Нюхом учуять можно.
Вот и получилось так, что все эти восемь лет без малого я подслушивала тайную жизнь замка, тихо двигаясь в толще стен, как стервозная рыжая крыса. Мимоходом отыскивала – нет, не ржавые цепи и древние изглоданные кости. Какая пошлость эти романтические вымыслы! Нет: закопченные светильники, примитивную утварь для еды, питья и обратных этим функциям нужд, изредка – запечатанные кувшинчики с вином, которое еще не успело обратиться в уксус. Наверное, местные сидхи заколдовали специально для принца Персии…
Мне нужен был совсем другой принц: наш. Тот малыш, из которого было решено сотворить короля Морского Народа в самом прямом и старомодном смысле этого слова. Вот я и старалась узнать все его уроки, посетить все тренировки и вникнуть во все иллюзии, которые на него наводили, – не ради того, чтобы его обмануть, но в смысле обучения истине.
Дело тем временем конкретно двигалось к первой ступени Посвящения. Моргэйн ведь весь был в свой род: талантлив до чертиков. И не вложат в него знание – так сам захватит или высосет. Я уже имела случай убедиться, что ритуал инициации всякий раз выдумывают заново, а к таким, как наш отрок, тем более приложат нестандартное мышление. Не предупредят о конкретном дне, не объяснят смысла потом. Поэтому я ушла в стену дня за два – за три до намеченного ими приблизительного срока и засела у скважины.
Нет, не замочной. Такие испытанные приемы, как отверстия в глазах фамильных портретов, уши Дионисия (причем уши, кстати, когда основное в моей работе – глаза?) зеркала с односторонней проводимостью и так далее, тут давно не прокатывали. Поэтому мои неведомые доброхоты подмазали кое-какие волосяные щели между кирпичами хитрой известкой, полупрозрачной, как клей «Титан-С», а в нее вмонтировали парные линзы, которые увеличивали идущее ко мне изображение. Таких штуковин было выше крыши: чтобы не особо заморачиваться, если выйдут из строя.
Интересно, хозяева хотели, чтобы за ними подглядывали, или насчет меня само собой этак вышло?
Вот я и приникла к одному такому окошечку в мир скрытого, когда услышала в личных покоях шайха Яхьи негромкие голоса…. И увидела.
Моргэйн стоял чуть набычившись и сунув руки за пояс – некоторая замена карманам, в которых мальчишки всего мира хранят всякие огрызки, осколки, проволочки, гнилые яблоки, живых лягушек и прочую увлекательную дрянь. Только тут приходится держать свое на виду, прикрепленным к ремешкам, как на охотничьем ягдташе.
И держался он по мере своим полудетских силенок скромно: в тени от неярких расписных ламп, налитых душистым маслом.
– Говорят, что к лошади и женщине надо приучать с двенадцати лет, – негромко вещал Яхья. – Раньше – смерти подобно, позже – идет не от плоти, а от разума. Мужчина должен заранее понять, чего хочет его тело.