Меч Аркаима

Клычгерий и Кацо бежали по берегу, что-то кричали и размахивали руками. В руках у грузина была только что срубленная им жердь и топор, который он зачем-то прихватил с собой. Они добежали до края болота. Грузин с отчаянной храбростью прыгнул на кочку, с неё на другую, провалился, еле выбрался. Когда выбирался, утопил топор. Было очень далеко до Проньки, и они не чем не могли помочь своему товарищу. Они видели, как его затянуло уже по грудь и он, раскинув руки, удерживался на поверхности болота, выигрывая у смерти последние минуты жизни.

Остановившись, Клычгерий положил руку на плечо Кацо:

— Пойдём, брат, мы ничем помочь ему не можем.

И они, оглядываясь на своего нефартового товарища, пошли обратно в лагерь. Увидев это, Пронька призывно замахал им руками, умоляя помочь ему. Трясина доходила ему уже по шею, а он всё пытался и пытался выбраться. Наконец, болотная жижа залилась ему в рот, оборвав его последний крик.

Его товарищи обернулись на тишину, и увидели за камышами дёргавшиеся руки Проньки. Вскоре и они исчезли в пучине болота.

Наступившей тишине, бандиты осознали, что их осталось только двое из шести прибывших в эти места. И они поспешили это открытие залить водкой.

На следующее утро Клычгерий и Кацо свернули лагерь и направились на северо-запад, намериваясь обойти Акташ с запада и выйти к его южной оконечности.

ГЛАВА 27

Григорий Тарасович ушел с Белкой на разведку. На общем собрании решили, что прежде чем самим действовать, надо выяснить, что предпринимают их противники, и, по возможности, уничтожить их.

— В этом деле — сказал Григорий Тарасович — мне помощники не нужны. Пристрелить трёх бандитов я могу и в одиночку.

С тем и ушёл. Вернулся через день. Устало сел на бревно, снял кепку, вытер пот со лба.

— Двое их осталось. Один утонул в Поганом болоте. На том берегу его телогрейка осталась. Как он туда попал? Параська его, наверное, туда затащила. Ботинки и носки его на берегу остались. Он ноги в озере полоскал, а щука что-то попутала. Его ноги за рыбу приняла, вот и стащила его в воду.

— А сама Параська? — спросила Наля.

— Да вроде жива твоя щука. Так вот. Те двое бегали по берегу, судя по следам, даже жердь срубили. Да далеко! Не смогли помочь.

— Сейчас они где, батя? — поинтересовался Муса.

— Думаю, на той стороне Акташа. Не в Ивдель же они пошли? Далеко! Да и зачем? Там их ждут, где-то даже с нетерпением. Нет, они решили нам в тыл зайти. Неугомонные. Ладно. Давайте займёмся поисками сокровищ. Дня три у нас есть. Раньше они Акташ не обогнут. А, может быть, где и шею сломают. Что-то им не везёт в последнее время.

— А кто двое остались, интересно? — спросил балкарец.

— Твой родственник жив. Он остался и другой, похожий на грузина.

— Грузин — подтвердила Наля. — Кацо его зовут. А утонул, получается — Пронька. Так, вроде, звали этого мужчинку. Ну, царство ему небесное.

— Это вряд ли — усомнился Григорий Тарасович. — Такие в царстве небесном не очень то и нужны. Ну да Бог с ними. Сведениями о сокровищах делится будешь, товарищ старший сержант Бирюкаев?

— Буду! Но позже!

— Что так?

— Хочу с земляками говорить.

Мурад и Алим сидели вместе у костра на бревне напротив Мусы. Мурад встрепенулся, смело посмотрел на балкарца.

— Скажи, джигит, — обратился к нему Муса, — как ты узнал, что я суда собрался?

— Разговор подслушал. Извини.

— Пожалуйста. Разговор на диктофон записан был, так да? И слушал ты его по приказу Исбахана? Говори, зачем ты сюда послан! — Муса резко перешёл на крик. — Меня зарезать, да? Или ты бы меня резал, Алим?

Алим отрицательно замотал головой, рот у него приоткрылся от растерянности ещё больше, чем обычно.

Мурад удар выдержал и ответил довольно таки спокойно, но с вызовом:

— Да! Исбахан не поверил тебе. Он вообще не верит, что русских можно победить!

— Спасибо на добром слове, парень — сказал Григорий Тарасович.

— Доброе слово и кошке приятно — добавил Афоня.

— На здоровье. Так вот! Исбахан не поверил! Он мне сказал: «Если мы будем даже успешно воевать двенадцать лет, то от нашего народа ничего не останется!»

— Так это не старики сказали? — спросил Афоня.

— Какая разница. Исбахан молодой, что ли? Русских слишком много. Вы от пьянки или по пьянке вымираете сотнями тысяч. И нечего! Детей не рожаете! Чеченцы это себе позволить не могут!

— Болтовня! — с презрением произнёс Григорий Тарасович. — Зачем же тогда напали на нас?

— Это был единственный исторический момент, когда можно было отделится от России.

— Поганый народ эти историки — сказал Афоня, — всё понимают, всё объяснить могут. Момент был удачный, исполнение — не очень!

— Мирно отделится — ума не хватило. Дудаев-то вояка был.

— Не надо с больной головы валить на здоровую! — сказал Григорий Тарасович. — Причём здесь военный?

— Не причём. Но он решил силой своего добиться.

— Слушай, чеченец! Ты что-то не туда погнал! — остановил дискуссию балкарец. — Решил Дудаев, не решил Дудаев — нам какое дело? Скажи лучше, что Исбахан решил?

— Так он тебе и скажет! — подал голос Пётр и Муса понял, что у него есть союзник.

— Ну, говори, джигит!