Тон его был так суров и непреклонен, что и мертвого заставил бы повиноваться.
Вилы выпали из ее рук, и она подошла к отцу. Вопросительно взглянула на него. Отец взял ее за руку.
— Гиго, — проговорил он тем же тоном. — Она вышла замуж в ваше село, она ваша невестка. Но я ее отец и, пока жив, никому не позволю оскорблять ее. В конце концов, она ведь женщина, а на женщин и собака не лает. Почему же твой сын так разговаривает с ней?! Может, они равны во всем?! Может во время сенокоса он скашивает столько же, сколько она?!
Гиго стоял, опустив голову, и молчал.
— Она не косой, она ножницами работает, — прокаркал Егнат.
— Ты, наверное, совсем потерял совесть! Да о какой совести с тобой можно говорить?! Тот, кто ругается, как баба, кто с топором нападает на ребенка, тот не может считаться мужчиной! С таким и говорить не стоит!.. Гиго, я к тебе обращаюсь. Я никому не угрожаю, грозят только пустобрехи, дурные головы. По-моему, мы хорошо знаем друг друга. Но я еще раз повторяю: я отец и никогда не спущу тому, кто издевается над моей дочерью. Я не для того выдал ее замуж в ваше село, чтобы она здесь с мужчинами дралась! Если этот парень, ее муж, и в самом деле повредился умом и подался к немцам, пусть Бог накажет его. Но не забывайте и другого: он ваш односельчанин, здесь воспитан и, если кто-то и виноват, то вы сами. Не моя же дочь его воспитывала?! Так что разбирайтесь между собой!
— Выходит, что и я виноват?! — вспыхнул Егнат.
— А в чем вина моей дочери?
— В чем ее вина? Ты спрашиваешь, в чем ее вина?! Посмотри и сам поймешь! — Егнат отбросил костыли и остался стоять на единственной своей ноге. — Посмотри-ка сюда! — кричал он. — Бог повелел мне ходить по земле на двух ногах! Так почему же я не хожу на них?! Или я не достоин ходить по земле на двух ногах?!
— При чем здесь моя дочь?
— В чем она виновата, ты спрашиваешь?! Как это в чем виновата? Я ненавижу своих врагов. Все мои враги мне одинаково ненавистны. Кто сможет доказать, что в эту мою ногу не целился Джерджи? Что не его пуля оторвала ее? Ты можешь доказать мне это?! Так почему же ты просишь меня выделить его среди врагов и не мстить, не трогать его?!
— Иди домой, — сказал ему Гиго.
— Как я пойду, как?! — обезумел Егнат. — На этих костылях? Не хочу, мне надоели подпорки! Люди же ходят без них! — он уставился на отца Матроны. — Давай! Если ты добрый человек, сделай так, чтобы я пошел! Научи меня! Заставь! — он начал прыгать на одной ноге. — Может быть, ты это называешь ходьбой? Если называешь, значит, я хожу! Смотрите, смотрите, сколько я пройду!
Он стал прыгать из стороны в сторону, оступился в конце концов и упал.
— Заставьте меня ходить! — кричал он. — Почему вы стоите, почему не заставляете меня?!
Все молчали.
Гиго вытер слезы.
— Иди домой, отдохни, — сказал он сдавленным голосом.
— Нет, нет! Будьте мужчинами, заставьте меня ходить! Научите меня, приделайте мне ногу! — крик его перешел в рыдание.
К нему подбежали его мать и жена. Подхватили его подмышки, попытались поднять. Он не давался, отталкивал их.
— Приделайте мне ногу! Не хочу, чтобы меня вели! Не хочу висеть на деревянных подпорках! Я хочу ходить по земле на своих двоих! По земле, на которой я родился! Заставьте меня ходить!..
С большим трудом его увели домой.
Старики постояли еще немного, помолчали, потом отец Матроны сказал Гиго:
— Прости меня. Дай Бог вам всего хорошего.
Гиго вздохнул горестно:
— Пусть твои болезни перейдут ко мне, не знаю, что и сказать… Нога-то еще ничего, не он один остался без ноги. Хуже другое. С головой у него не все в порядке. Будь же ты проклят, Бог богов, если допускаешь такое! Мой тихий, добрый мальчик превратился в волка. И говорить с ним невозможно, и работать он не может — не знаю, как будет жить…
12
Отец был растерян. Молча пообедал и тут же собрался домой.
— Потерпи еще немного, — сказал он, когда, провожая, она вышла следом за ним во двор. — Может, Гиго успокоит этого несчастного, образумит его. А может, и от Джерджи весточка явится. Если нет, переедешь в родительский дом… А за ребенка не беспокойся. Терпи, дочь, ничего не поделаешь, надо терпеть…