Матрица÷Перематрица

— Иуда, — обратился Шмурфеус к своему помощнику, — я хочу знать, готов ли Немо войти в МакМатрицу. Ораковина выкроила для нас время, надо этим воспользоваться.

— Надо, значит — надо, — ответил Иуда.

— Еще что-нибудь осталось загрузить?

— Ага, — сказал Иуда.

— Ладно, придется позже. Мы не можем ждать несколько часов — пропустим встречу с Ораковиной.

— Ораковина — это что? — спросил Немо.

— Кто, — ответила Клинити через плечо, любуясь своим отражением в полированной металлической стене «Иеровоама». — Она — прорицательница.

— Она связывает наш мир, — подхватил Шмурфеус, — с миром машинного разума. Она — наша единственная надежда.

Глава 8. Ораковина

Все уселись в парикмахерские кресла, и Немо пришлось еще раз выдержать унизительную процедуру подключения. Однако на этот раз он перенесся не в дощатый зал для тренировок, а в просторное помещение. Момент перехода сопровождался свистом в голове и далеким, едва различимым пением, как и в предыдущий раз. Как будто бы далеко пели десятки детей, а их голоса достигали Немо лишь по какому-то капризу акустики: «Пицца-хат, пицца-хат, куры-гриль и пицца-хат».

И в следующий миг [пицца-хат, пицца-хат] он оказался в МакМатрице, не в грязном рванье, а в модной маечке «GAP» и стильных штанцах. «Макдональдс! — донеслось далекое пение, чистое, как скрип мокрого пальца по винному бокалу. — Мак!..»

— Немо? — спросила Клинити. Ее голос прогнал потустороннее пение. Ощущение нереальности пропало. Немо набрал в грудь воздуха.

— Все отлично, — сказал он. — Просто странное чувство.

Она кивнула.

— Привыкнешь.

— Я не жалуюсь. Вообще-то все тип-топ. — Он потер глаза. — Как будто домой вернулся.

Клинити, в своем полиэтиленовом наряде, блестящем и подчеркивающем фигуру, держала Немо за плечо и смотрела ему в глаза. На ней снова были те же экстравагантные черные очки. Как и в прошлый раз, Клинити сняла их и бросила на пол. Шмурфеус вновь стал плечистым великаном, очень мужественным и привлекательным.

— Идем, — сказал он.

Тут только Немо заметил, что вместо рванины на нем черные штаны, стильная черная майка и длинный плащ из черной ткани «под замшу».

«Здорово, — подумал он. — Разжился плащиком на халяву».

}:-(

Они шли по лондонским улицам, через обычную толпу прохожих, мимо обычных пробок, под серым пасмурным небом.

Немо ощутил странный внутренний подъем. Несмотря на то что плащ шуршал и путался в ногах, Немо чувствовал, что вид у него отпадный. Он научился танцевать и ощущал это каждой жилкой. Идя рядом с Клинити и Шмурфеусом, он не мог удержаться, чтобы не выкидывать коленца. Он приплясывал, притоптывал, отступал на шаг и кружился на месте. Ноги так и тянуло в пляс. Одна беда — длинный плащ мешал им расплясаться вволю.

— Прекрати, — зашипела Клинити, видя, как он выписывает ногами вензеля. — Ты привлекаешь к нам внимание.

— Извини, — сказал Немо. — Я просто немного взбудоражен. Никогда прежде не умел танцевать.

Машины забили всю улицу: перегретые, пышущие выхлопными газами, они сигналили, но никуда не ехали. Обычная лондонская пробка: автомобили застыли в неподвижном потоке транспорта, как мухи в янтаре. Немо смотрел на водителей за мокрыми ветровыми стеклами, как на экзотических рыб в длинной веренице аквариумов. Мигающий огонек контрольной лампочки привлек его внимание, как сигнал бедствия.

— Странно думать, что все эти люди на самом деле лежат в коконах со штекерами в пятой точке… Что это значит?

— Что МакМатрица не может указывать тебе, как вести автомобиль, — сказала Клинити.

Немо отвлекся.

— Ой! Это что, Дэвид Боуи? Идет вот там. Мне кажется, да. Обалдеть! Сам Дэвид Боуи! — Он задумался. — Вот не предполагал, что Дэвид Боуи расхаживает по улицам в старых джинсах. Я-то представлял его в автомобиле. С шофером. И в костюме от Армани.

— Это не настоящий Боуи, — ответила Клинити.

— Правда? — разочарованно протянул Немо.

— Большая часть людей, подключенных к МакМатрице, одержима знаменитостями, — сказала Клинити. — Знаменитостями и потреблением. Лишь немногие из нас осознали всю тщету низких устремлений; для большей части тех, кого ты видишь, это по-прежнему смысл жизни. Известность здесь — как сила тяжести. Она определяет систему.

Немо задумался.

— Вот почему в мире столько людей, похожих на знаменитых певцов и актеров?

— Конечно. Ты никогда не удивлялся, почему тысячи людей стремятся походить на Шер, или Мадонну, или Кейфер Сазерленд, когда каждый безвестный нищий уникален в своем безобразии?

— Пришли, — объявил Шмурфеус.

Они стояли перед большим муниципальным домом.

(III:-S)

Лифты не работали, пришлось подниматься по лестнице. Темный коридор привел к обшарпанной коричневой двери. Шмурфеус позвонил: электронный звонок сыграл первые пять нот из «Кислорода» Жан-Мишеля Жарра. Дверь открыла усталая молодая женщина и рукой сделала им знак войти.

Комната за дверью была просторна, но оклеена самыми безобразными обоями, какие Немо видел в своей жизни: грязно-зеленые круги на ядовито-оранжевом фоне.