Мастера. Герань. Вильма

— Чуете, какой талант был, — расхваливал своего соплеменника первый скрипач. — Такого парня и впрямь трудно сыскать. Мне самому он нравился. Держит в руках контрабас — так это контрабас, берет в руки альт — так уж это всем альтам альт! Спрашиваю раз его: «Слышь, братец, скажи хоть, где и когда ты так играть научился? Поделись хоть, кто на альте-то тебя выучил?» А как-то раз шел он с одним оркестриком, с эдакими прохвостами, все они, собаки, нос воротили от саксофона, ей-ей, все нос воротили. А потом?! Мать честная! Как заиграл этот парень на нем, слышите, как заиграл — да разве словами-то об этом расскажешь, разве расскажешь! Аромат кругом стоял, ей-богу, аромат стоял! Каждый звук благоухал! А людей собралось! Сколько волос у меня на голове. Да, большой человек, большой музыкант! И цыган к тому же, скажите пожалуйста! У меня слезы на глаза навернулись, ей-богу, слезы на глаза навернулись. Попробуйте-ка найдите среди ваших такого ловкого гада! Мне и самому-то досадно, что его отозвали, что такого стервеца уже нет среди нас. Но я знаю, что делать, знаю. Позовем Трчко, а это дьявол еще похлеще — он из самого Виштука, а вы, мил человек, должно быть, хорошо понимаете, что из такой-то дали первого встречного не позовешь. Да вот захочет ли он прийти, придет ли?

— Должен прийти, — хорохорился мастер. — Я заплачу, не беспокойтесь, хорошо заплачу.

— Знаю, что заплатите, ясно дело, заплатите, только кто ж такого человека заставит? Кто такого большого человека может заставить?

— Ну позовите его! — настаивал мастер. — Я и вправду хочу, чтоб он был. Либо тот, либо этот.

— Либо тот, либо этот?! Да они одинаковые. Один лучше другого, а другой еще лучше первого. А когда они вместе, то одинаковые.

— Если хотите, я сам к нему схожу.

— А зачем? Ну посудите, мил человек, зачем вам беспокоиться? Думаете, он вас послушает? Думаете, его деньги прельстят? Эх-ма, да вы, выходит, Трчко не знаете! Скажите, когда какого цыгана деньги прельщали? Вот есть они у меня, а вот и нету их. А за мои уши, за мои пальцы, ну скажите на милость, за мои-то цыганские уши и ловкие пальцы кто мне заплатит? Так-то вот! Но Трчко я для вас позову, ей-ей, позову! Вас не послушает, а меня послушает, захочу, придет сыграть мне и задаром — ведь сколько бы вы ему ни заплатили, даже если б и хорошо заплатили, все равно это будет всего лишь милостыня. Да, настоящий человек! Большой человек, а уж как играет, стервец, сами увидите!

И мастер увидел, Трчко был и впрямь музыкантом отличным, ловко вертелся у контрабаса, но мастеру все же казалось, что тот, игравший на Якубовой и Ондровой свадьбе, был чем-то лучше или по крайней мере занятней. Заметив, что Гульдан вроде бы не очень доволен, первый скрипач эдак около полуночи (может, ему шепнул кто?), подмигнув украдкой товарищам, подошел к мастеру и стал ему наяривать в самое ухо. Карчимарчик первым подхватил песню, вскоре его пенье привлекло и Якуба и Ондро, и даже жених, покинув невесту, потащил за собой Штефана, Агнешкиного мужа, одетого в жандармскую форму. Окружив мастера, они затянули его любимую:

В Новых Замках
Трубы протрубили:
Музыка играла —
Молодца убили!
Он совсем не думал,
Молодой, пригожий,
Что в сырую землю
Кости свои сложит.

Мастер сперва слушал, а потом и сам вступил. И тогда Ондро сказал остальным: — Пускай один отец поет!

Все стихли. А мастер запел:

Когда бы отгадать судьбу свою умел,
Он под Трнавой дома бы сидел,
А он на дом глядел издалека —
Убили в Новых Замках паренька.

Потом еще выпили; понемножку все время что-то тянули. А когда же, как не на свадьбе, мужчинам положено выпить? И Имро пропустил не одну рюмочку. И не то чтобы упился, а на радостях все прыгал, скакал — душа ликовала, глядя на него. Жених, правда, редко когда с невестой сравнится — это может подтвердить вам и автор этих строк, исходя из собственного опыта, да и сам ты, любезный читатель. Невеста действительно была хороша, до того хороша, что лучше, наверно, и не бывает. А ты помнишь, дорогая читательница? Ведь когда ты выходила замуж, все было точно так же.