Читаем Мастера. Герань. Вильма полностью

Вся конструкция кровли прочно крепится в кладке башни, крепится на достаточную глубину, поскольку башня, известно, открыта ветрам, бурям, ураганам и грозам, но всегда должна стоять крепко-накрепко: чтоб ни износу, ни перекосу. Полицы лежат на пяте башни на системе обвязочных, соединительных и поперечных балок, все стропильные ноги оседланы мауэрлатом, он своим чередом крепится переводинами, положенными по диагонали. Вверху стропила упираются в шпиль, который поддерживает четверка распорок, а распорки пазами входят в обвязочные брусы. Шпиль проходит через два верхних яруса, а к нему прикреплен стальной трос, разветвляющийся внизу, и каждое его плечо привинчено сверху к угольному стропилу; концы стальных плеч продолжены и выгнуты крюками, которые при ремонте могут служить для навешивания лестниц и веревок. Внутреннее пространство башни должно быть свободным и открытым для доступа по лестницам снизу вверх, так как иной раз требуется заглянуть и наверх; кто не боится сквозняка, несомненно, когда-нибудь сюда и поднимется, если не для чего-то особенного, то хотя бы из любопытства. О, мне-то известно, люди боятся не колокольни, а сквозняка, боятся смотрового окна. Ау! Вы меня видите? А я вас вижу. Ведь смотровое окно для того и сделано, чтобы в колокольне было достаточно светло и сквозило — сквозняк ослабляет напор ветра. Ау, дурачок! Ну, чего ты так боишься смотрового окна?

Но глядите, глядите! Опять что-то происходит. Плотники прекратили работу, решили посоветоваться — пришло время навесить самый большой колокол, а с ним всегда бывают затруднения. Первое возникло еще два года назад, когда кто-то в приходе обронил: — Пан священник, а мне кажется, что большой колокол у нас маловат.

Причетника даже подбросило: — Как так маловат? Это же самый большой.

— Самый большой! Для кого самый большой, а по мне, так маленький. Хотите не хотите, а это не самый большой колокол.

— Пан священник, — вмешался в разговор синдик, — думается, наш большой колокол и не велик и не мал. В самом деле, это не самый большой, а всего лишь средний. А вы что на это скажете?

Священник подумал и решил, что синдик прав. Он вкрадчиво посмотрел на причетника и сказал: — Пан причетник, а ведь это правда. Наш большой колокол должен быть чуть больше.

Новость сразу же расползлась по деревне. Все только и говорили о том, что в Церовой нет самого большого колокола, что у них только маленький — погребальный — колоколец и два средних: один побольше, другой поменьше. И как же так вышло, что до сих пор никто не замечал этого? В ближайшее же пожертвование на серебряный поднос падали одни пятикронные — лишь бы колоколило как положено! А однажды священник, причетник и синдик, прослышав, что в Тренчине живет знатный, прославленный колокольник, отправились туда и нашли его: звали его, кажется, Ранко, и хоть, может, это и не очень звонкое имя, но он умел придать ему звук, и звон, и тон, и даже величавость, потому что был мастер — все вокруг него звенело, гремело и под ним, а над головой словно ангелы ему пели, — так вот этот самый Ранко, всем мастерам мастер, отлил, изготовил им колокол, точнее, колоколище — превосходный по виду и звуку, какому широко окрест равного не было.

— А как же они его поднимут? — беспокоились церовчане.

— Это их дело. На то и мастера, чтобы знать свое дело.

— Скоро уже! Наверняка готовят полиспаст.

— Полиспаст? Вот оно что! А я-то думал, применят лебедку.

— И лебедкой можно. Но машина есть машина. Гульдан сказал, что заместо лебедки используют полиспаст.

— Чего тут удивляться. Это же колокол!

— Ну скажу я вам, ребята, такой большой колокол и скотину разбудит.

— Уж тебя-то точно разбудит. А что, разве это не дело? Для того-то и купили колокол, чтобы тебя разбудить.

— Хоть бы его повесили!

И вправду применили машину, полиспаст, и даже не один, среди них, возможно, была и какая-нибудь лебедка — умникам на удивление! Вся деревня тянула, тянула, пожалуй, так тянуть и не требовалось, а когда колокол подняли, мастер Гульдан — ибо он тут всем заправлял и все проверял — махнул рукой и сказал: — Стоп! С этим колоколом не надо спешить! Имро, Якуб, Ондро, поживей что-нибудь под него подложите! — А как подложили, мастер поднес руку ко рту и закричал вниз, где загорелые и небритые крестьяне держали канаты полиспастов: — Стоп! Хватит! Ослабить! Можете малость ослабить! Ослабить, ребята! Можете чуть ослабить! Еще! Еще! Еще сантиметр! Готово!

— Как готово? — удивились ребята. — Что это они опять выдумали? Почему сразу не повесили?

Мастер снова приложил к губам руку и закричал: — Помощники наверх!

— Помощники наверх! Помощники наверх! — передавался приказ вниз.

Все помощники плотников взбежали на колокольню.

Мастер двинулся им навстречу: — Слушайте, ребята! Мне нужен шикула.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека литературы ЧССР

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза