Мастер Загадок

— Что же ты будешь делать в Лунголде? Ты не можешь играть…

— Не знаю. Может быть, просить подаяние.

Моргон молча смотрел на него. Пошарив пальцами, он нашел шапочку желудя и щелчком послал ее в огонь.

— Ты служил Гистеслухлому шесть сотен лет. Ты выдал ему меня. Разве он настолько неблагодарен?

— Нет, — бесстрастно ответил арфист. — Он подозрителен. Ты позволил мне уйти из Ануйна живым.

Рука Моргона замерла среди сухих листьев. Что-то пробежало сквозь него, подобно слабому и своевольному порыву ветра, который просвистел через северные пустоши, через весь Обитаемый Мир, чтобы намеком поведать о своем существовании спокойной летней ночи. Миг спустя Моргон позволил своей руке пошевелиться — прутик треснул в сжавшихся пальцах. Он опустил обломки в огонь и начал расспрашивать — на ощупь, осторожно, словно при первом знакомстве и при первой игре в загадки с тем, чье умение он плохо себе представлял.

— Гистеслухлом был в Ане?

— Он был на Задворках Мира и собирал силы после того, как ты от него вырвался. Он не знал, где ты, но, поскольку мой разум всегда для него открыт, меня он нашел легко. В Хеле.

Моргон поднял глаза.

— Вы все еще мысленно связаны?

— Полагаю, что так. Ему нет от меня больше никакой пользы, но ты, возможно, в опасности.

— Он не явился в Ануйн искать меня.

— Мы с ним встретились через семь дней после того, как я покинул Ануйн. Казалось маловероятным, что ты все еще там.

— Я там был.

Моргон добавил в огонь еще пригоршню прутиков и следил за тем, как ярко они вспыхивали, а затем свертывались и откатывались от жаркого места. Внезапно его взгляд скользнул по изуродованным пальцам арфиста.

— Во имя Хела, что он с тобой сделал?

— Он сделал для меня арфу, поскольку мою ты уничтожил. — Свет промелькнул в глазах Дета, словно воспоминание о боли или о чем-то давно минувшем и затаенном. Пламя угасало, арфист наклонил голову, и лицо его снова оказалось в тени. — Арфа была из черного огня, — бесстрастно продолжал он. — И на ее лицевой стороне пылали три раскаленные добела звезды.

У Моргона перехватило дыхание.

— Ты играл на ней, — прошептал он.

— Он заставил меня. Пока я был еще в сознании, я чувствовал, как его разум черпает из моих воспоминаний то, что случилось в Ануйне, то, как мы с тобой несколько месяцев странствовали, то, что происходило за годы и века, на протяжении которых я служил ему, и прежде… У той арфы был странный, полный муки голос, вроде голосов, которые я слышал в ночи, когда скакал через Хел.

— Он оставил тебя в живых.

Дет прислонился головой к дереву и встретил взгляд Моргона.

— Он не нашел причин лишить меня жизни.

Моргон безмолвствовал. Пламя ломало прутики, словно мелкие косточки. Внезапно, несмотря на теплую пору, ему стало холодно, и он пересел поближе к огню. Какой-то зверек, вынырнувший из кустарника, обратил к нему ярко светящиеся глаза, затем быстро моргнул и пропал в темноте. Молчание вокруг изобиловало загадками, которые следовало бы загадать, но он знал, что арфист станет отвечать на каждую его загадку собственной. На миг он задержался в пустоте безмолвия, собирая свет в горсти.

— Скудная плата за шесть столетий, — сказал он наконец. — А чего ты в первую очередь ожидал от него, когда поступил к нему на службу?

— Я сказал ему, что мне нужен господин и что ни один король, обманутый его ложью, меня не устраивает. Мы подходили друг другу — он создавал наваждения, а я придавал им убедительность.

— Это была опасная затея. И он никогда не боялся Высшего?

— А какой повод бояться дал ему Высший?

Моргон подтолкнул в огонь сухой лист.

— Никакого. — Он положил раскрытую ладонь в гущу пламени и не убирал до тех пор, пока не разложил в своем сознании все свои воспоминания, словно книги на полках библиотеки. — Никакого.

Внезапно бесшумный огонь взметнулся под его руками — сосредоточенность его ослабла. Он отпрянул от костра, и слезы набежали на его глаза. Сквозь их пелену он видел руки арфиста, узловатые, озаренные пляшущим пламенем, приникающие даже в муке к его молчанию. Он ссутулился над своей ладонью, глотая проклятия.

— Надо же, угораздило…

— Моргон, у меня нет воды.

— Я заметил, — сказал Моргон сдавленным от боли голосом. — У тебя нет пищи, у тебя нет воды, у тебя нет власти или богатства, нет даже чародейского умения, которое помогло бы тебе не сжечь руки. Ты не можешь больше играть на арфе. Для человека, который дважды спасся от смерти за семь дней, ты поразительно ловко прикидываешься беспомощным.