Моргон внезапно почувствовал, что в его разуме ищут знание. Прикосновение это ослепило его, вернуло к воспоминаниям об ужасе беспомощности. Он опять был во власти врага, но теперь рядом с ним была Рэдерле, и слезы отчаяния и гнева переполнили его. Волшебник, исследовав мысленное звено, которое Моргон установил между собою и мертвецами Ануйна, негромко хмыкнул и отпустил его. Моргон заметил на обугленных листьях тень арфиста и уставился на нее. Тут же его затянуло в воронку безмолвия, даже изумление его превратилось в немоту. Слова Гистеслухлома зазвучали в его сознании, и он поднял глаза.
— Что ты имеешь в виду? Всему, что я знаю, я научился у тебя.
Волшебник испытующе посмотрел на Моргона, как если бы тот был загадкой, написанной на каком-нибудь запыленном пергаменте, и не ответил. Вместо этого он неожиданно обратился к Рэдерле:
— Ты умеешь оборачиваться?
Она подобралась на шаг поближе к Моргону и покачала головой:
— Нет.
— Половина королей в истории Ана в тот или иной миг принимали образ вороны, а я узнал у Дета, что ты унаследовала могущество Меняющего Обличья. Ты быстро научишься.
Кровь бросилась ей в лицо, но она даже не посмотрела в сторону арфиста.
— Я не стану оборачиваться, — тихо сказала Рэдерле и добавила, столь мало изменив тон, что это поразило и Моргона, и волшебника: — Я проклинаю тебя моим именем и во имя Мадир, чтобы глаза твои стали маленькими и злобными и не смотрели бы выше людского колена и ниже, чем грязь под…
Волшебник накрыл ее рот ладонью, и девушка замолчала. Он моргнул, словно что-то на миг расплылось перед его глазами, и рука его соскользнула на горло Рэдерле. Что-то начало натягиваться в Моргоне, угрожая оборваться, точно слишком высоко настроенная струна арфы, но волшебник только сказал брезгливо:
— Избавь меня от остальных девяноста восьми проклятий.
Он убрал руку, и Рэдерле, закашлявшись, начала дрожать.
— Я не собираюсь оборачиваться, — снова сказала Рэдерле. — Я скорее умру. Клянусь в этом моим…
Чародей снова не дал ей договорить. Он рассматривал ее с кротким любопытством, затем бросил Дету через плечо:
— Возьми ее с собой и Задворками Мира доставь на гору Эрленстар. У меня на это нет времени. Я свяжу ее разум: она не будет пытаться бежать. Звездоносец отправится со мной в Лунголд, а оттуда — на Эрленстар. — Похоже, он что-то почуял в неподвижной черной тени, пересекавшей папоротники. — Я найду людей, чтобы следовали за тобой и охраняли ее.
— Нет.
Волшебник развернулся, не упуская из виду Моргона, так что тот не мог незаметно для него пошевелиться. Сдвинув брови, Гистеслухлом смотрел в глаза Дету до тех пор, пока арфист не заговорил снова:
— Я у нее в долгу. В Ануйне она позволила мне свободно уйти, прежде чем появился Моргон. Она защитила меня, сама о том не ведая, с помощью небольшого воинства, состоящего из призраков. Я больше не служу тебе, а ты мне должен за шесть сотен лет. Отпусти ее.
— Она нужна мне.
— Можешь взять любого из лунголдских чародеев, и Моргон будет бессилен.
— Чародеи Лунголда непредсказуемы и слишком могущественны. Они также слишком склонны идти на смерть из непонятных мне побуждений. Сут это подтвердил. Да, я тебе должен, хотя бы за одну твою сбивчивую игру на арфе, которая поставила Звездоносца на колени у твоих ног. Но проси у меня чего-нибудь другого.
— Я не желаю ничего другого. Разве что арфу со струнами-ветрами, на которой мог бы играть и безрукий арфист.
Гистеслухлом хранил молчание. Моргон, в памяти которого эхом отозвались мотивы какой-то старой загадки, медленно поднял голову и взглянул на арфиста. Голос Дета звучал, как всегда, бесстрастно, но никогда прежде Моргон не видел в его взгляде такой твердости. Гистеслухлом, казалось, прислушивался с минуту к чему-то невнятному: к некоему голосу, который трудно было разобрать в шуме утреннего ветерка. Наконец он произнес почти с любопытством:
— Ага. Далее твое терпение имеет пределы. Я могу исцелить твои руки.
— Не нужно.
— Дет, ты ведешь себя неразумно. Ты не хуже моего знаешь, каковы ставки в этой игре. Моргон, наделенный неслыханной мощью, спотыкается на дороге, словно слепец. Мне нужно, чтобы он был в Эрленстаре, и я не желаю биться с ним, чтобы доставить его туда.
— Я не собираюсь обратно к горе Эрленстар, — невольно вырвалось у Моргона.
Чародей не обратил на его слова никакого внимания. Его сосредоточенные глаза немного сузились, впившись в Дета.
— Я стар, — мягко произнес Дет. — Я искалечен и утомлен. Ты оставил мне в Хеле лишь чуточку больше, чем жизнь. А знаешь, что я после этого сделал? Отвел своего коня в Кэйтнард и нашел торговца, который не сплюнул, когда я заговорил с ним. И я уступил ему коня за последнюю арфу, которой мне когда-либо придется владеть. И пытался играть на ней.
— Я сказал, что…
— Нет королевского двора, открытого для меня во всем Обитаемом Мире, где я мог бы играть, даже если ты исцелишь мои руки.