Мастер осенних листьев

Она повернулась.

Тарелка и мясо с овощами на ней тоже были букетом. Просто на мгновение показалось, что они-то как раз нормальные.

Или не показалось?

Эльга отвернула голову и снова посмотрела на тарелку самым краешком глаза. Никакими листьями и не пахло!

Мясо было мясом, а не хрустким сухим листом, куски моркови — морковью, а потеки бурого — застывшей подливой.

Эльга, затаив дыхание, выкрутила шею и повела косой взгляд по комнате.

Прошлой осенью в Подонье приезжали артисты. Быстро сколотили дощатый помост напротив гостиницы, натаскали лавок с трактира и из домов и повесили на двух жердинах полотнище, украшенное вырезанными из ткани звездами и серебристым полумесяцем. Фонари, дудки, цветные флажки.

Вечер.

«Уважаемые жители Подонья! — кричал широкоплечий усач, надувая сизые щеки. — Только один день на нашей сцене перед вами развернется душещипательная история о мастере Фацисе и его Коломбине!»

Занавес вспучивался, а потом специальный человек тянул за веревку, и ткань отъезжала в сторону, открывая Эльге, взятой с собой матерью, удивительный мир с высокой башней из реек и прибитыми к заднику облаками.

Здесь было то же самое.

Лиственные стены, окно, потолок, полки под взглядом Эльги с шорохом сдвинулись, будто повешенное полотно, и, собираясь в складки, поплыли к двери. Ж-ж-жик, жик.

«Уважаемая Эльга, сейчас вы увидите…»

Нет, ей не открылись ни башня, ни облака, ни несчастный мастер Фацис в пышных одеждах и с выбеленным лицом, но лавка у подоконника стала обычной лавкой, одеяло — одеялом, а руки — обычными руками, а не согнутыми, подрезанными и сложенными один к другому рябиновыми листьями.

— Ёрпыль-гон!

Эльга рухнула на кровать.

Она закрыла глаза, потом открыла. Никаких листьев! Потолок из балок и досок.

— Ёрпыль-гон! Ёрпыль-гон!

Эльга подпрыгнула, расхохоталась и схватила тарелку.

Даже холодное, мясо было восхитительным, а подлива — пальчики оближешь. Не особо любимая морковка не отставала.

М-м-м. Эльга мычала от вкусности и орудовала ложкой.

— Воф, — сказала девочка стене и окну, набив рот, — я фам не фуфочка. Я фама нафла. Нафо было профто глафами… И ффе!

Последнее слово дополнил вылетевший в порыве чувств морковный кубик.

Потом Эльга долго экспериментировала. Вернуть «лиственное» зрение оказалось делом несложным. Стоило повести косой взгляд в другую сторону — и шелест полотна тянулся за ним, снова превращая комнату в букет. Или часть комнаты. Или вообще один предмет. Эльга хихикала, получая причудливые смеси. Вот правая рука — листвяная, а левая — обычная. Просто ёрпыль-гон! Вот кувшин до горлышка — из куманики, а выше — обожженная глина. Вот окно с видом на задний двор из липы и березы, и по нему важно расхаживает сплетенная из ивовых прутков курица, пугая лохматого пса на цепи.

В результате Унисса обнаружила ученицу внизу, в зале, где Эльга, сидя в укромном уголке, разглядывала завтракающих постояльцев. Каждый, оказывается, состоял из своего набора листьев!

— Смотри, ученица, окосеешь, — улыбнулась мастер Мару, поправляя куртку.

— А вы знаете, что вы состоите из чистотела и одуванчиков? — спросила Эльга, чуть повернув голову и округляя глаз.

— А ты из репейника, — сказала мастер.

— Неправда, я — рябиновая!

— Слово «галкава» в старину означало «птичье дерево», так что может и рябиновая. Но на самом деле, чтобы увидеть суть человека одного взгляда искоса мало.

Унисса села с Эльгой рядышком.

— То есть, вы не из одуванчиков?

— Из них, из них, — кивнула мастер Мару. — Но это все равно, что судить о сути, о душе человека по одежде. Сможешь ты сказать по ночной рубашке или грязным сапогам о том, на что надеется и о чем мечтает человек?

Эльга опустила подбородок на стол.

— И как же тогда? — грустно спросила она.

— А вот будешь набивать букеты, поймешь, — сказала Унисса. — И каждый плохой букет будет приближать тебя к некой границе, за которой тебе и откроется суть вещей.

— А людей?

— И людей тоже. Неудачи и терпение, помнишь? Так, — мастер Мару напустила на себя грозный вид, — и чего мы сидим? Ну-ка, марш собираться!

— Да, мастер Мару.

— Рука не болит?

— Чуть-чуть.

Эльге хватило двух минут, чтобы подняться наверх, заправить свою кровать, повязать платок и подхватить сак. Листья внутри, кажется, о хозяйке шептали уже одобрительно. Некоторые даже пытались льстить. Ах, ах, какая способная девочка нам попалась, друзья! Попомните, мы с ней еще прогремим в букетах!

Смешно. Сладко.

— Готова? — спросила ее Унисса, встав на пороге.

— Да, мастер Мару.

Они вышли из гостиницы и вновь принялись подниматься по тропке к вершине холма. На небе не было ни облачка. Склон розовел под солнцем.

— Вот что, — сказала мастер, оглянувшись на ученицу, — с сегодняшнего вечера начнешь складывать букеты. Я договорилась со столяром, он наделает тебе реек, холстины я уже купила.

— А что мне набирать? — спросила Эльга.