master of loop

Шесть мужчин и две женщины вышли вперед, когда Сайлас находился всего в тысяче ярдов от лагеря врага. В отличие от предыдущих, все они обладали уникальной энергией, на их лицах читалась уверенность. Шестеро мужчин наступали строем — двое с фланга и двое спереди, а две женщины рассеялись в тени, словно ожидая удобного момента для удара.

Сайлас не пытался уклониться или даже отклониться. Четыре из шести лезвий пронзили насквозь, и он легко обезглавил двух мужчин, шедших спереди. Понаблюдав мгновение за тем, как катятся их головы, он посмотрел в сторону, где увидел ликование в глазах тех двоих, что шли слева от него.

Внезапно Сайлас исчез — словно ветер, он в мгновение ока оказался рядом с двумя мужчинами, без клинка, держа обоих мужчин руками за горло, поднимая их в воздух, словно пресс-папье.

“Вы много работали”, — сказал он просто. “Простите меня”.

Он сжал пальцы и сдавил им горло, их шеи дернулись в стороны, а головы неестественно упали, глаза остекленели в темной бездне. Женщина появилась позади него и вонзила кинжал ему в шею. Лезвие прошло насквозь, и его кончик показался спереди. Прежде чем она успела убежать, Сайлас успел схватить ее за руку и оттащить от тени, в которую она пыталась уйти.

На ее лице отразился ужас, когда он вытащил кинжал из горла и вонзил его ей между глаз, мгновенно убив ее. Из восьми человек осталось только трое, и вместо того, чтобы броситься вперед и попытаться убить его, все трое в ужасе разбежались. К этому времени духи уже пели тихую песню. И песня эта радовала прислужников душ, в то время как живые начали трястись, словно погруженные по шею в мороз.

Ибо не было ни одного человека, стоящего там, в окружении крови, запёкшейся крови и трупов одних из самых сильных людей, которые были на их стороне. Ни один человек не смог пережить кинжал в горле и ни один человек не смог пережить четыре удара ножом в сердце.

“ГОТОВЬТЕСЬ! УБИТЬ ДЬЯВОЛА!” — прозвучал приказ с ревом, наполненный энергией, которая отчаянно пыталась рассеять страх и ужас, зародившиеся в сердцах зрителей. Он не мог быть Богом, ибо Боги милосердны и любящи — а значит, этот человек был Дьяволом. И вот… тысячи людей зарычали в ответ и бросились на Дьявола. Он был только один. А их было много. И сегодня… сегодня они повалят Дьявола и высекут свои имена на плитах истории. На протяжении веков барды будут петь о них песни — о храбрецах Этернии, которые бесстрашно бросились на Дьявола и убили его. По крайней мере, в их сердцах это была история, которую они сочинили. История, которая, к сожалению, никогда не будет сыграна.

Глава 190. Красноокрашенная Звезда

Начался дождь. Хотя дождя не было уже несколько недель, небо над головой внезапно затянуло пеплом, и густой дождь начал поливать мир внизу. Вскоре к ним присоединился и гром — словно по воле мира, в отчаянной попытке скрыть происходящее. Замаскировать это. Отправить на пенсию многочисленные души, сохранив хотя бы толику достоинства. Но этого было недостаточно.

Крики агонии, ужаса, страха и чистого безумия были громче раскатов грома. Запредельно красное море мерцало под дождем, окрашивая его в багровый цвет. Трупы погрязли в грязи, неотличимые один от другого, холмы казались похожими на курганы.

Ночь опустилась быстро, окутав зрелище кромешной тьмой, ибо ни смертным, ни бессмертным не подобало быть свидетелями. Вален и другие уже давно отвернулись и спрятались, закрыли глаза и уши и качались, как укачанные младенцы. Единственной, кто остался, была Аша, скрытая в облаках безвестности, ее глаза остекленели от сложных эмоций.

На ее плече сидел ворон, неподвижный, как время. Пара смотрела не отрываясь, смотрела на то, что оставит шрам даже тогда, когда время будет свернуто. Такие моменты, как эти, остаются вытравленными в песках времени, это постоянная рана, которая будет гноиться вечно.

“Он — смерть, дорогая”, — сказал ворон.

“… он такой”, — мрачно ответила Аша. “Ты тоже это видишь? Знак”.

“Да. У матери был тот же Знак”.

“Да. Он был еще темнее”.

“Хотя он и Смерть, но не Жнец, дорогая лань”, — сказал ворон. “В конце концов, он все еще человек”.

“…”

“У тебя есть сомнения?”

“Да”, — слабо кивнула Аша. “Я беспокоюсь. Я беспокоюсь, что мы превратили его в то, чем он никогда не хотел быть”.

“Мало кто желает стать Смертью, дорогая лань. А те, кто желает, не стоят Знака. Он сделал выбор”.

“… он сделал это”, — вздохнула Аша. “И все же… почему… почему это разбивает мне сердце, видеть его таким?” Она посмотрела в сторону и на ворона. “Прямо как тогда, когда мать пометила тебя”.

“Ты любишь его”, — сказал ворон, внезапно взлетев к макушке Аши. “И Знак кровоточит сердце. Но, дорогая лань, он не такой, как я, или даже мать. Мое сердце в конце концов облилось холодной кровью, ибо Знак леденеет. Но… у него не одно сердце. Вот почему он сопротивляется до сих пор. Время стирает все, и никогда не было мужчины или женщины, которые сопротивлялись бы искушению небытия так долго, как он”.

“Вот почему это так больно”, — сказала Аша. “Он чувствует это, до сих пор. Все это”.