— Ты любишь мое тело или мои мозги? — кокетливо спрашивала я.
— А ты как думаешь? — И Малколм, перекатившись на спину, принимался одной рукой оглаживать-ощупывать мое тело. Разговаривали мы, конечно, шепотом, чтобы не разбудить ребенка.
А я не была уверена, как лучше ему ответить: то ли так, чтобы заслужить большой приз в виде его широкой улыбки, то ли признаться, что именно мне хотелось бы от него услышать. Да, мне хотелось, чтобы он считал меня прекрасной и говорил об этом. Хотя мы, девушки и будущие женщины, не были так уж к этому приучены. Нас учили, что нужно искать такого мужчину, которому от тебя нужно нечто большее, чем просто хорошенькие личико и фигурка; что прежде твоему избраннику должен быть интересен твой духовный мир и твои мысли. Ибо телесная красота уйдет, а ум останется. И вообще, любят головой.
Ну да.
Считалось, что мы во все это верим, что именно этого мы и хотим; что нас привлекают мужчины, способные в первую очередь оценить наши мозги, а не наше тело; мужчины, которые, по сути дела, слепы, ибо не замечают внешней красоты женщины и способны разглядеть лишь ее внутреннюю красоту и ум. И все те женщины, которым мы по-настоящему доверяли, внушали нам, что как раз это-то и хорошо; и я сама, наверное, если бы мне пришлось выбирать, выбрала бы такого возлюбленного, который способен видеть то, что у меня глубоко внутри, как бы не замечая при этом тех следов, которые оставляют на теле возраст и беременности, не замечая ни морщинок в уголках рта и глаз, ни отвисшего живота, ни «подаренных» беременностями растяжек. Но почему, собственно, выбирать должна именно я? Почему не мужчина? И что такого, черт возьми, неправильного в простом желании быть желанной? Желанной во всех отношениях?
Малколм шевельнулся рядом со мной и, вытянув длинную руку, крепко обхватил меня за талию; голос его звучал совсем сонно, когда он в очередной раз повторил, как он меня обожает и какая у него во всех отношениях блестящая женушка. А у меня сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Я продолжала размышлять.
И приходила к выводу, что Малколм, наверное, предпочел бы иметь секс с моими ушами. Тогда он оказывался бы ближе всего к той части меня, которую он действительно любит.
Глава тридцать первая
Моя начальница сидела за рабочим столом, поджав губы и раздраженно прищурившись. Прежде чем заговорить, она долго распихивала по ящикам и полкам стопки бумаг, поправляла на столе письменные принадлежности и табличку с надписью «Доктор Марджори С. Уильямс, директор». Затем начинала делать все это снова, стараясь при этом на меня не смотреть.
— Елена, что это такое, черт побери? — наконец не выдержала она и постучала ногтем по обложке моей «синей книги», в которой я написала заглавными буквами одну-единственную фразу:
Мне нечего было ей ответить; собственно, ответ я уже написала.
— У тебя какие-то проблемы? Что-то в семье? Дома-то у тебя все в порядке? — Теперь д-р Уильямс заговорила гораздо мягче, хотя мягкость в устах директоров серебряных школ — понятие относительное.
— И нет, и да, — сказала я, решив не упоминать внезапного перевода Фредди в государственную школу № 46. — Дома у нас все хорошо. Просто сегодня у меня был плохой день.
Марджори быстро и внимательно посмотрела на меня.
— А у меня такое ощущение, словно у тебя был плохой год, Елена. Не самый разумный поступок в день тестирования. А теперь и я оказалась в дерьмовом положении.
Мне всегда нравилась д-р Уильямс. Но в данный момент мне хотелось посоветовать ей несколько пересмотреть смысл, который она вкладывает в выражение «дерьмовое положение». Однако я ничего не сказала и просто сидела, неподвижная как камень, бессильно уронив руки на колени. Затем, искоса глянув на настенные часы, поняла, что сейчас-то и произойдет самое главное.
И действительно, словно по сигналу, в кабинет в сопровождении секретарши вошел тот светловолосый курьер, которого я поймала в парке. Теперь он был весь в поту, несмотря на холодную осеннюю погоду; спандекс и лайкра прилипли к разгоряченному телу; от постоянной носки его одежда уже изрядно обтрепалась. Этот парень прибыл буквально минута в минуту; по-моему, FedEx[29] следовало бы отказаться от своего воздушного флота и пользоваться исключительно услугами курьеров-велосипедистов. На меня курьер даже не взглянул; еще бы, ведь мы же с ним «никогда не встречались». Д-р Уильямс подписала его накладную, и он тут же ушел.
— А ты, Елена, задержись еще на пару секунд. — Д-р Уильямс ловко подсунула под клапан конверта нож для разрезания бумаги. Звук был совсем слабый, но мне он показался оглушительным. Примерно таким мог бы быть скрип ворот на входе в ад.
Я затаила дыхание: вот сейчас Марджори прочтет директиву, которую я собственноручно состряпала сегодня утром.
— О господи! — вырвалось у нее.
И она снова принялась вчитываться в текст послания, а затем и в третий раз, и мне казалось, что я вместе с ней читаю письмо, присланное Малколмом: