Мастер икебаны

— Могу ли я спросить вас, Мэри, — вкрадчиво начал иемото, — эти вазы — ваша работа?

Мэри склонила голову еще до того, как он открыл рот, чтобы это произнести. Теперь она склонила ее еще ниже, так что маленький подбородок коснулся груди. Она была такой гибкой, эта Мэри. Во всех смыслах этого слова.

— Очаровательные бизенские вазы! — воскликнул учитель. — Вы талантливы, в этом нет сомнений. Выбрать старинный силуэт и фактуру для современной икебаны — в этом есть смелость и фантазия. Впрочем, наши цветы заслуживают столь изощренной оправы, — добавил он, заставив меня вспыхнуть от радости за Мэри. — Но ничто не может быть настолько изощренным, чтобы не быть усовершенствованным! — важно произнес иемото, осторожно разматывая виноградные стебли, вьющиеся вокруг глиняных краев.

Он что-то тихо сказал дочери, и она сунула руку в садовую корзинку, которую держала наготове, и вынула маленькое полотенце. Масанобу расстелил его на полу галереи и поставил одну из ваз посередине.

Я подумала было, что он боится разлить воду, поправляя стебли, но вспомнила, что Мэри воду не использовала, ваза была пуста. Нечего и волноваться.

— Молоток, — коротко бросил Масанобу. Нацуми вынула из корзинки инструмент, которому, на мой взгляд, нечего было там делать. Учитель взял молоток в руку, замахнулся и обрушил его на хрупкий сосуд, тут же обратившийся в несколько нелепых глиняных обломков. Я оторопела. Женщины ахнули.

Мэри застыла в холодном ужасе.

— Вы должны понять, что, используя осколки разбитой вазы, мы добавим динамики в статичную композицию, — сказал иемото как ни в чем не бывало и подвинул остатки вазы к виноградной лозе, поправив несколько поникших стебельков.

Дамы за спиной иемото зашептались о том, как прекрасно было его решение, но он, по всей видимости, еще не закончил и многозначительно обратился к Мэри:

— Эта керамика пропускает воду?

Мэри покачала головой.

— Отлично, — заключил Масанобу, — госпожа Кода, не могли бы вы принести мне несколько роз?

Прихрамывая, госпожа Кода направилась в другой конец галереи, исчезнув за занавесями из небеленого льна. Через какое-то время она вернулась с охапкой белых роз.

— Именно то, что нам нужно, — одобрительно кивнул господин Каяма и, приняв у нее цветы, начал кромсать их ножницами. Он обезглавил стебли, оставив лишь пышные соцветия, причем сделал это, пренебрегая всеми правилами обрезки, внушенными мне тетей Норие. Она бы глазам своим не поверила.

Розовые макушки полетели в вазу и закачались на воде. Если поначалу работа Мэри была безмятежной и ясной, то поправка иемото придала ей агрессивность и излишнюю многозначительность: царственные белые розы погибали в вазе эпохи Бизен, а те соцветия, что Масанобу разбросал у ее основания, так и просились быть выметенными вон.

— Что думает об этом президент клуба иностранных студентов? — внезапно спросил Каяма на прекрасном английском языке, что удивило не только Лилю, к которой он обращался, но и меня.

— Ах! — Лиля растерянно переводила взгляд с цветочной композиции на все еще склоненную голову Мэри, потом на ласковое лицо иемото. — Меня потрясает контраст между черным и белым. Ясность и иллюзия.

— Согласен. — Масанобу пристально поглядел на Лилю. — Что ж, продолжим наши занятия.

Мэри Кумамори выглядела совершенно убитой. Я хотела подойти к ней и ободряюще похлопать по плечу, но в этот момент иемото остановился напротив бамбукового заборчика, нашей с тетей Норие вчерашней работы, и мне пришлось приблизиться и покорно застыть в ожидании.

— О да! — Масанобу рассмеялся неожиданно искренне, и за его спиной с готовностью захихикала Нацуми. — Точно такой заборчик есть у нас в загородном доме. И мои дети, когда были маленькими, так же оплетали его цветами.

— Особенно они постарались в тот день, когда приезжали гости из французского посольства, — радостно вмешалась госпожа Кода. — Я помню, как после этого выглядела клумба с ирисами. Точнее, без ирисов. Сакура тогда ужасно рассердилась и отправила их спать раньше времени!

— Сакура всегда ужасно сердилась, — вполголоса сказала Нацуми, и все вокруг внезапно замолчали.

— Эта работа мне по душе, — произнес иемото, не обращая внимания на странное затишье. — Вы имели в виду противоречие между земным и небесным. Оттого эти ирисы расположены высоко вверху, не так ли? — Он перешел к следующему букету, а я все еще стояла возле нашего бамбука, пытаясь расшифровать слова учителя. Что он, собственно, хотел сказать? Что работа тети Норие выглядит по-детски беспомощной? И почему за день до этого, увидев нашу икебану, Нацуми ни словом не обмолвилась о том, что ей напоминает бамбук, оплетенный ирисами. Вместо этого она принялась возмущаться по поводу таблички с названием. Слишком агрессивно для такого простого дела, как замена таблички. Почему?

Несколько посетителей — настоящих, не имеющих к школе отношения — вошли в галерею, один из них даже достал камеру и принялся щелкать затвором.