Мастер икебаны

Спустя еще минут пять появилась официантка с проколотой колечком бровью и повела нас через шумный и грязноватый первый зал во второй, где пол был застелен татами, и нам пришлось разуться. Этот зал, пожалуй, выглядел получше: вместо кабинок — низенькие сосновые столики, а на полу — бело-голубые подушки. Все бы хорошо, но, сняв туфли, я вспомнила, что на мне нет чулок. Пришлось быстро подсунуть голые ноги под себя, пока никто ничего не заметил. Тут пригодилась традиционная поза сейдза, когда у столика не сидишь, а, скорее, стоишь на коленях, опираясь ягодицами на пятки. Такео, в отличие от меня, развалился в небрежной позе, скрестив ноги — мужчина в Японии может сидеть, как он хочет.

— Вам это место знакомо со времен учебы в колледже? — предположила я, оглядевшись вокруг.

— Да нет. Честно говоря, я сам здесь в первый раз. Просто знал, что за углом есть забегаловка.

— Тогда нет смысла спрашивать вас о здешней кухне, — заключила я и углубилась в меню.

— Вы что же, читаете по-японски? — с удивлением спросил Такео.

— Разумеется! — Тут я, разумеется, приврала. Просто некоторые названия были написаны на хирагана, и кое-что мне удалось разобрать. — Я возьму зеленые перцы и якитори. Может, закажем на двоих большую бутылку пива «Кирин»?

— Ого! — Такео изумленно поглядел на меня. — Вы угадали мой вкус! Это очень по-японски — с ходу догадаться, чего хочет собеседник.

Я таинственно улыбнулась ему. Не буду же я, в самом деле, объяснять, что видела, как они с камрадом Че наслаждались холодным «Кирином» в бразильском клубе.

Такео подозвал официантку и заказал то, что я просила, а для себя — ида-мами, соевые бобы в стручках, приготовленные на пару... м-м-м... объедение.

Заметив, как блеснули мои глаза, он попросил принести двойную порцию.

— Вы вегетарианка, — предположил он.

— Не совсем, обычно я ем рыбу. Но в этой идзакая я рыбу пробовать не стану. Это, как бы вам сказать...

— Рискованно, — закончил он за меня, — пожалуй, вы правы, местечко так себе. Это моя вина. Я ведь только хотел поговорить с вами наедине, это не займет много времени. О том, вчерашнем событии, понимаете?

— Вот оно что... — пробормотала я, оттягивая неприятный момент.

Такео надолго замолчал, но и я не подавала голоса—в конце концов, это его тема. Пусть начинает первый. Желая оправдать паузу, он принялся наливать в мой стакан тягучее янтарное пиво — так медленно и так изящно выгнув запястье, что это напомнило мне чайную церемонию.

— Невозможно поверить, что с ней такое произошло. Я просто не могу поверить, что ее уже нет.

По его интонации нетрудно было догадаться, кто эта она.

— Вы были друзьями с Сакурой? — спросила я, понимая, что он ждет от меня именно этого вопроса.

— Да. Мы были очень близки. После смерти моей матери она, можно сказать, вошла в нашу семью.

Вот это новость! Рука у меня дрогнула, несколько капель пива пролились мимо рта.

— Ох, извините. Я не знала, что ваша мать умерла.

— Двадцать два года назад, мне было шесть лет.

Значит, он мой ровесник, этот Такео. Интересно, почему тетя ни разу не упомянула о смерти госпожи Каямы? В это время она уже занималась икебаной и, разумеется, была знакома с семьей иемото.

— Это была автомобильная авария? — спросила я. Если в Японии вы умираете не от старости, то, скорее всего, в автомобильной аварии.

— Нет. Она упала с лестницы в саду. В нашем летнем доме. Я помню, как приехала «скорая». Все вокруг говорили: джико, что означает несчастный случай. Я все ждал, когда мама вернется, ведь со мной тоже случались всякие джико: один раз я врезался на велосипеде в бордюр, другой — поранился садовыми ножницами. Но мама не возвращалась, а потом Сакура сказала, что она не вернется никогда.

— Сакура что же, жила с вами?

— Несколько месяцев после маминой смерти. Она спала в моей детской или у Нацуми. Чтобы быть рядом, если нам станут сниться кошмары.

Последнее уточнение, похоже, было сделано не просто так. Он пытался дать мне понять, что между Сакурой и его отцом ничего не было, она просто помогала Масанобу и детям пережить трудные времена. А Масанобу помогал ей сделать карьеру в школе, что ему еще оставалось... но о своих догадках я промолчала, Такео и без этого было грустно.

— Теперь мне многое ясно, — сказала я немного погодя, принимаясь за свои якитори, нанизанные на деревянный шампур.

Такео насупился, и я почувствовала дыхание надвигающейся бури.

— Что вам ясно? Что это меняет? Ваше мнение обо мне?

— Да, — ответила я, и это было правдой. Раньше меня поражали его неуклюжие манеры и мальчишеская порывистость, но теперь я видела все с другой стороны: ребенок, выросший без матери, да еще воспитанный Сакурой, что с него возьмешь. Но кое-что оставалось загадкой, и я не удержалась: — Ума не приложу, что связывает вас с этим парнем — с Че Фуджисавой?

— С тем гринписовцем, что сидел со мной в клубе? — Такео и глазом не моргнул. — Мы иногда встречаемся.

Лучше бы моргнул, у него такие красивые ресницы цвета остывшей золы.