Может быть, вы знаете, какой именно, — с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор,
и скажете мне?
Охотно, — отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть — несчастье... вечер — семь...» — и громко и радостно объявил: — Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
А кто именно? Враги? Интервенты?
Не*г, — ответил собеседник, — русская женщина, комсомолка.
Гм... — промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, — ну, это, извините, маловероятно.
Прошу и меня извинить, — ответил иностранец,
но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
Нет, этого быть никак не может, — твердо возразил иностранец.
Это почему?
Потому, — ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, — что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
Простите, — после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, — при чем здесь подсолнечное масло... и какая Аннушка?
Подсолнечное масло здесь вот при чем, — вдруг заговорил Бездомный, очевидно решив объявить незваному собеседнику войну. — Вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?
Иван!.. — тихо воскликнул Михаил Александрович.
Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
Бывал, бывал и не раз! — вскричал он смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта. — Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!
Откуда вы знаете, как меня зовут?
Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? — Здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидал на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.
Я извиняюсь, — сказал он, и лицо его потемнело, — вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
О, с удовольствием! — воскликнул неизвестный.
Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
Вот что, Миша, — зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, — он никакой не интурист, а шпион. Это — русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет...
Ты думаешь? — встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: — «А ведь он прав...»
Уж ты мне верь, — засипел ему в ухо поэт, — он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, — поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, — идем, задержим его, а то уйдет...
И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.
Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.
Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации,
веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.
Те сконфузились. «Черт, слышал все...» подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии — двойное «В» — «W».
Очень приятно, — тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения, таким образом, были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.
Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? — спросил Берлиоз.
Да, консультантом.
Вы — немец? — осведомился Бездомный.
Я-то?.. — переспросил профессор и вдруг задумался. — Да, пожалуй, немец... — сказал он.
Вы по-русски здорово говорите, — заметил Бездомный.
О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, — ответил профессор.
А у вас какая специальность? — осведомился Берлиоз.
Я — специалист по черной магии.
«На тебе!..» — стукнуло в голове у Михаила Александровича.
И... и вас по этой специальности пригласили к нам? — заикнувшись, спросил он.
Да, по этой пригласили, — подтвердил профессор и пояснил: — Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я — единственный в мире специалист.
А-а! Вы — историк? — с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.