Мастер и Маргарита

- Михаил Александрович! - крикнул он вдогонку Берлиозу.	'Mikhail Alexandrovich!' he shouted after Berlioz.
Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессор прокричал, сложив руки рупором:	The latter gave a start, looked back, but reassured himself with the thought that the professor had also learned his name and patronymic from some newspaper. Then the professor called out, cupping his hands like a megaphone:
- Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев?	'Would you like me to have a telegram sent at once to your uncle in Kiev?'
И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает о существовании Киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно, ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти липовые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят!	And again Berlioz winced. How does the madman know about the existence of a Kievan uncle? That has certainly never been mentioned in any newspapers. Oh-oh, maybe Homeless is right after all? And suppose his papers are phoney? Ah, what a strange specimen ... Call, call! Call at once! They'll quickly explain him!
И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше.	And, no longer listening to anything, Berlioz ran on.
Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.	Here, just at the exit to Bronnaya, there rose from a bench to meet the editor exactly the same citizen who in the sunlight earlier had formed himself out of the thick swelter. Only now he was no longer made of air, but ordinary, fleshly, and Berlioz clearly distinguished in the beginning twilight that he had a little moustache like chicken feathers, tiny eyes, ironic and half drunk, and checkered trousers pulled up so high that his dirty white socks showed.
Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя тем соображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогда размышлять.	Mikhail Alexandrovich drew back, but reassured himself by reflecting that it was a stupid coincidence and that generally there was no time to think about it now.
- Турникет ищете, гражданин? -треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! - кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.	'Looking for the turnstile, citizen?' the checkered type inquired in a cracked tenor. This way, please! Straight on and you'll get where you're going. How about a little pint pot for my information ... to set up an exchoirmaster! . ..' Mugging, the specimen swept his jockey's cap from his head.
Берлиоз не стал слушать попрошайку и ломаку регента, подбежал к турникету и взялся за него рукой. Повернув его, он уже	Berlioz, not stopping to listen to the cadging and clowning choir-master, ran up to the turnstile and took hold of it with his hand. He