Мастер дальних дорог

Диспетчер, однорукий, наполовину лысый лонгар Лон-Га-Охт, с тоской поглядывал на валяющуюся в углу сумку, где была припрятана фляга с разведенным спиртом, вчера выпрошенном у толстого кладовщика в обмен на кортик таорского офицера, доставшийся старику по случаю — выиграл в карты у пьяного в дупель Ке-Ван-Тунга, канонира с корабля Черного Унгена. Но пить на дежурстве было никак нельзя, ежели паскудный Ди-Он-Мах, старший смены, унюхает, то на месте прибьет. Вот же придурок! Ну кто на них напасть может? Таорцы сюда точно не сунутся, у них после закончившейся недавно войны забот хватает, чтобы еще обращать внимание на мелочь, понемногу щипающую жадных торговцев. Никому их задрипанная станция не нужна! Да это скопище ржавых контейнеров и станцией-то назвать грех, едва сто пятьдесят парсов в длину, из них жилые отсеки только в трети есть, а в остальных едва работающие реакторы стоят. Давно пора их заменить, но на какие шиши?

— Что, старый, все сидишь?! — заставил Лон-Га-Охта подпрыгнуть рев Ну-Кур-Сина, абордажника с недавно пристыковавшегося к станции фрегата «Гамп Окаг», давнего и хорошего приятеля, с которым когда-то вместе пиратствовали на корабле покойного капитана Охада. Толковый был малый, хоть и человек.

— Да чтоб тебе в жопу хутаха[3] провалиться, отрыжка пьяного корха[4]! — в сердцах бросил диспетчер. — Напугал! Чего тебе? Не видишь, что я на дежурстве?

— Жаль, — огорчился абордажник. — Сим-Ко-Ан пассажирскую лохань взял, там полста баб было! Аукцион через три часа начнется.

— Ох ты ж, паскудство… — скривил морду Лон-Га-Охт. — Я бы прикупил какую, давно бабы не было…

— Да толку с этих визгливых людских самок! — брезгливо отмахнулся Ну-Кур-Син. — Они ж под нами дохнут, не выдерживают настоящих мужиков. Но там шесть наших девок, из самого Нарвадайла, дочки старейшин, летели в Таору, чего-то там им поручили. Понял?

— Да у нас сроду столько денег не было, сколько за них запросят, — тяжело вздохнул диспетчер. — Я б со всей душой, да нет у меня, считай, ничего.

— Вот не бреши! — хохотнул абордажник. — А то я не видел у тебя алмазов заныканых. Сам хвалился по пьяни!

— Что, реально хвалился?! — вытаращился на него Лон-Га-Охт. — Вот же придурок!

Алмазы были украдены им три года назад у капитана Ши-Ар-Коха, который и до сих пор не прекратил искать вора. Если слухи о них пойдут, то ему конец, эта сволочь старика на ленты порежет.

— Не дури, я моложе, и я никому ничего не говорил, — оскалил клыки Ну-Кур-Син, показав на опустившуюся к кобуре плазмера руку приятеля. — И не скажу, коли поделишься. Бабу хочу! Нашу, чтоб трахать, скоко влезет, а не бледную людскую немочь, коя сдохнет подо мной. Хочу, чтоб у нее морда большая была и клыки, чтоб кусалась и рычала, как бабе положено, а не плакала, визжала и пощады просила!

— Да чтоб ты сто раз сдох, кусок говна! — от души пожелал диспетчер.

Однако делать было нечего, злорадная морда наглой сволочи говорила, что делиться однозначно придется. Алмазы Лон-Га-Охт всегда носил при себе, боясь где-либо оставить, поэтому с зубовным скрежетом достал бархатный мешочек из поясной сумки и на глазок отсыпал примерно половину его содержимого в ладонь. Он и сам был не прочь прикупить лонгарскую женщину с большой мордой и выступающими клыками, уж укротил бы ее как-нибудь, не впервой. Беда в том, что алмазы — это еще не деньги. А если абордажник расплатится ими, все сразу поймут, откуда они взялись, и уж порасспросят придурка, откуда дровишки. Всеми доступными методами порасспросят, тогда и Лон-Га-Охту солоно придется.

— Не боись, — понял его сомнения Ну-Кур-Син. — Я старому Олкасу их в залог отдам, сам знаешь, он никогда не скажет, у кого взял, а его тронуть никто не посмеет, коли жить хочет. А Олкас мне денюжку даст, я бабу и прикуплю. Там одна такая цыпочка есть, буфера — во! Клыки в два ряда! Злюща-а-а-я-я… Только и знает зубами щелкать и всякими карами грозить. Люблю таких ломать! Они под тобой так извиваются, что ух!

— Да дохлый хутах с тобой! — скривился Лон-Га-Охт, отдавая алмазы. — А я тебя, гниду, другом считал.

— Дружба дружбой, а денежки врозь, — довольно осклабился абордажник и собрался было покинуть диспетчерскую, но не успел.

Станция внезапно сотряслась, словно в нее ударило что-то огромное, освещение замигало, взревела сирена боевой тревоги.

— Ох ты ж! — взвыл диспетчер, бросаясь к пульту. Если он пропустил чью-то атаку, то капитаны его зубами в клочья порвут.

Увиденное на экранах вогнало Лон-Га-Охта в ступор. Примерно в десяти световых минутах сформировалась воронка гиперперехода, откуда выползло что-то невероятно огромное, в несколько раз больше их станции. А когда оно оказалось в реальном пространстве, диспетчер зарыдал от ужаса и отчаяния, как людская девка — это был тот самый страшный таорский супердредноут, недавно уничтоживший флоты трех стран. Да что ему здесь нужно?! Святые Отцы-Вседержители! Ведь таорцы пиратов, особенно лонгарских, никогда не щадили, всегда страшно мстили за своих слабых женщин, не понимая, что тем честь перед смертью оказали — познать настоящих мужчин.