Затем они пили водку. И молчали. Время тянулось для Семена долго и нудно. Водка не шла. Он сидел трезвый. У него было такое ощущение, точно в комнате вился невидимый комар и зудел, зудел... Так ему все это действовало на нервы. А Мастер и ухом не вел. Пил себе, смотрел на стены, вытянув длинные ноги, и барабанил пальцами по столу. Временами он переводил взгляд на Семена, и тому стоило усилий выдерживать этот неподвижный взгляд.
Так они и просидели до вечера, будто в ожидании боя. Только днем сходили в рабочую столовую и похлебали щей. Но у Семена пропал аппетит; он помешал в тарелке ложкой, ковырнул вилкой гуляш – на том и закончил трапезу. А Мастер ел обстоятельно, будто занимался делом, накладывал продовольствие в желудок. Он был спокоен.
Ему было под шестьдесят, но в нем еще чувствовалась сила. И Семен, глядя на то, как Мастер мощно ест, припомнил одну из лагерных баек. Подробности стерлись, но, словом, Мастер уволок однажды целый сейф. Инструмента, что ли, не было под рукой, в общем, он взял его в охапку и за ночь отбухал десять верст. А утром этот сейф собирали по частям. Таково содержание байки, и это воспоминание не облегчило Семенову задачу.
– Выпить бы еще, – сказал Семен. – Может, сыграем в очко на пальцах? Продувший берет бутылку. Идет?
Это был ход. На правах хозяина Мастер должен оскорбиться и сказать дрожащим голосом:
«Зачем обижаешь? Какое может быть очко? Бутылка с меня, и о чем тут разговоры!»
Но Мастер оказался прижимистым. Он кивнул – идет, мол. Только сказал:
– Начнем с тебя.
– Ну, с меня, – неохотно уступил Семен.
И Мастер принялся считать. На счете «три» они выбросили пальцы. Семен повел игру осторожно и показал всего два очка. У Мастера было десять. Это было равносильно проигрышу. В следующий раз он опять покажет десять – и тогда перебор.
– Будя? – спросил Мастер.
– Чего уж там! Моя монета, я гоню, – согласился Семен безнадежно.
– Возьмешь потом. В Москве, – сказал Мастер.
Когда стемнело, Мастер начал собираться. Он принес откуда-то из недр дома фибровый чемоданчик. Вытер старой газетой его обшарпанные бока и поставил под стол. При этом до чуткого Семенова уха из чемоданчика долетел тихий перестук железа, то есть там слегка перекатилось что-то тяжелое, но Семен-то сразу понял – это и был знаменитый инструмент Мастера. Тот самый, немецкой работы, и небось обернутый тряпками.
Мастер поставил чемоданчик и уселся в прежней позе – ноги вперед и пальцы на стол. Это возвестило о том, что его сборы закончены. Мастер готов в дорогу.
Глава 15
ПРИЕХАЛИ
Семен проснулся от толчка.
– Приехали, гражданин. Скоро Голутвин, – сказала проводница.
До Москвы еще было ходу полтора часа. Полтора часа – это все-таки сон. Но Семен накануне просил разбудить под Голутвином. Теперь он старался понять, в чем дело.
– Эй, гражданин, проснитесь! – Проводница дернула его за ногу.
– Да ладно, ладно. Не глухой, – сказал Семен, приподнимаясь на локте.
Мастер храпел на нижней полке, и проводница боялась его задеть ненароком. Навел тут Мастер страха одним своим свинцовым взглядом. Смотрит из-под кустистых бровей так, будто выбирает, куда бы ткнуть ножом. Хоть бы улыбнулся, что ли. Семен целый день рассыпал анекдоты, стараясь подобрать к Мастеру ключи, сам хохотал до упаду, но тот хоть бы хны – слушал так, словно это было всерьез, и то и дело переспрашивал без всякого понятия о юморе.
– Так он и сказал офицеру? – говорил Мастер, глядя Семену в глаза, точно проверяя, не врет ли он.
– Ну да. Так и сказал, – подтверждал Семен и снова катался от смеха, настолько это было смешно, то, что сказал в анекдоте солдат своему командиру.
– М-да... – бурчал Мастер неопределенно, и на этом кончалось его отношение к анекдоту.
Дальше он молчал и только угрюмо следил, как веселится Семен, и тому под этим взглядом становилось не по себе.
Весь день Семен подспудно боролся с Мастером, стараясь осилить его тяжелый характер. Но пока все сводилось к защите собственного самолюбия. Мастер бесцеремонно занял нижнюю полку, причитавшуюся Семену, и то и дело гонял его за пивом в вагон-ресторан. Словом, не ставил ни во что.
Семен перевидал всякое в исправительных лагерях, но до сих пор не встречал человека с таким жестким характером. У Мастера характер не пружинил, уж как к нему ни подступай.
Семен спустился с верхней полки и постоял над Мастером. Его тяготило предстоящее объяснение, не сулившее добра, и он собирался с духом.
– Алло, – сказал негромко Семен, наклонившись, и потряс Мастера за плечо.
Мастер открыл глаза, будто и не спал вовсе.
– Сходим в Голутвине, – сказал Семен, готовясь покончить со всем этим разом: или – или. И черт с ней, с этой затеей!
Но все обошлось неожиданно гладко. Мастер не проронил ни слова и начал послушно собираться в полумраке, сопя и сморкаясь.
Потом они вышли на перрон и спустились по ступенькам на узкую привокзальную площадь. Было еще очень рано, и все смотрелось будто через папиросную бумагу. Ветер мел под ноги сухие грязные обертки.