Маскарад для эмигранта

Мы снова принялись заготавливать хворост, а Лавуазье и маленький Жульен возобновили поиски жернова. И однажды Марен пришел один, без напарника. «Мы с Жульеном разделились – он обыскивал ближнюю, а я дальнюю балку, – объяснил нам испуганный матрос, – когда я возвращался, его там не оказалось, и я подумал, что он ушел, не дожидаясь меня». Мы помчались в указанный овраг; уже начинало темнеть, но балка была пуста. Рассыпавшись цепью, стали обыскивать все закоулки, громко крича, вскоре, откуда-то из-под земли, послышался слабый голос. Маленький Жюльен оказался верен себе – он снова провалился в какую-то яму. Мы бросили ему веревку, а когда на поверхности появилось нечто каменное и круглое, сперва оторопели, потом возликовали: оказывается, это было именно то, что мы столь долго разыскивали. Это был второй камень, верхний жернов; в нем было три отверстия, в центральное мы сыпали зерно, а в крайние вставили деревянные ручки, за которые и вращали его. На следующий день каждый из нас получил по небольшому кусочку лепешки; они были, несомненно, из муки крайне грубого помола, и неловко слеплены: но как они благоухали! И какой был у них бесподобный чудесный вкус! Ничего более вкусного никто из нас до сих пор не пробовал прежде, да и потом по прошествии многих и многих лет мы все помнили неповторимый вкус этого необычного хлеба. Согласно обещанию Жульен получил двойную порцию. Теперь он был настоящим героем дня, потому что второй раз уже становился нашим спасителем. Но для этого он должен был проваливаться в яму. Наш ученый Гильом обследовал утром это место, как он и предполагал, под ним был резервуар для хранения зерна. Гигантский керамический кувшин оказался до половины наполненным ячменем; когда сняли верхний истлевший слой, изумились: ниже лежало чистое отборное зерно. Сколько оно здесь пролежало, узнать невозможно; кувшин был закупорен так, что исключалось попадание в него влаги, насекомых и мышей. Радости не было границ: теперь хлебный вопрос решен раз и навсегда. Мы пекли ячменные лепешки, а неугомонный Каспар организовал выпаривание соли из морской воды. Как-то в окрестности нашей балки мы отыскали растение, его сладковатые клубни напоминали картофель. Мы снова принялись за рыбу и уток; желудки наши успокоились, и жизнь стала потихоньку налаживаться.

Однажды дежурный поднял тревогу: на горизонте появилось парусное судно. Нашему волнению не было предела; мы тотчас сложили хворост в огромную кучу. Корабль постепенно вырастал в размерах; у нас не было никакой оптики, чтобы лучше рассмотреть его, однако опытный Лавуазье уже установил, что это не «Шарлотта», а судно несколько меньших размеров, каких немало имелось в нашей эскадре. По его расчетам через десять минут корабль поравняется с нами, расстояние до него около мили, и мы еще очень хорошо видны в лучах заходящего солнца. Мы зажгли костер; дрова были сухие, и пламя взметнулось, как нам показалось, под самые небеса. Кроме этого, мы размахивали горящими головешками и подбрасывали их вверх. Отдельно мы устроили рядом еще одно огнище из полусухого камыша и подвяленной травы; густой столб белого дыма поднялся более чем на десять метров. В довершение всего мы дружно орали нечто невообразимое, совершенно забыв об опасности, которой мы подвергали себя этими сигналами. Корабль продолжал идти вдоль берега, и мы отчетливо видели снующих по вантам матросов, они подготавливали маневр, несомненно к берегу, и с замиранием сердца ожидали завершения спасительного поворота. Вдруг, поравнявшись с нами, судно повернуло в противоположную сторону и стало удаляться на север. Я не могу описать всю ту силу отчаяния, охватившего нас. Пораженные увиденным, мы молчали, бессильно опустившись на землю. Самые молодые из нас, и я в их числе, просто зарыдали. Солнце быстро погрузилось в морскую пучину. Вокруг опустились сумерки, поглотившие само видение нашего последнего шанса на спасение. Костер догорал, потрескивая и разбрасывая яркие искры. В нем сгорели не только все наши надежды, но и почти весь запас дров на случай непогоды.

Словно подсмотрев постигшее отряд несчастье, природа тут же ополчилась против нас. Небо зарядило мелким бесконечным дождем, и теперь отыскать сухой хворост стало проблемой. Ночью со стороны моря тянуло такой промозглой сыростью, что мы просыпались от холода, несмотря на предусмотрительно заготовленные сухие водоросли и циновки. Утреннее замешательство, возникшее в связи с отсыревшими спичками, перешло в полемику: как быть дальше. Мы заговорили все разом и смотрели на Каспара, ожидая, что он скажет.

– Да, вы правы, на моей палке тридцать восьмая зарубка: за такое время «Шарлотта» могла обернуться, пожалуй, не менее трех раз. Значит, она или потерпела крушение, или…

– Или война закончилась, – неожиданно выпалил Гильом.

– Такое тоже возможно, – продолжил Каспар, – и я согласен, нам нужно уходить, но куда?

– Пойдем в Ак-Мечеть и там сдадимся, – предложил Лангар, – пусть нас отправят в лагерь военнопленных. Только скажут, где он, этот лагерь, мы сами туда пешком пойдем.