Маска времени

Они миновали городские постройки, поезд шел в пригородной зоне, за окном замелькали сосны и ели. Анна попыталась протереть стекло платком, но оно промерзло снаружи. Поэтому из этой затеи так ничего и не вышло. Сквозь маленький незамерзший кусочек окна были видны грязь, деревья и серая река.

Филипп был одет в серую кожаную куртку, потертые джинсы и зимние сапоги. Этим утром он не успел побриться. Анна, привыкшая к безупречному виду Филиппа, отметила необычный его облик.

Она представила своего возлюбленного лет на двадцать моложе и произнесла вслух:

— Армия тебя очень сильно изменила.

— Думаю, да.

— Когда-нибудь расскажешь мне об этом?

— Я изо всех сил стараюсь забыть о тех годах, — ответил Филипп улыбаясь.

Но Анна не поверила ему.

Через двадцать минут поезд прибыл в Варгу. Анна и Филипп оказались единственными пассажирами, которые вышли на этой станции. Платформа была почти пустой, только какая-то старуха мела окурки березовым веником. Туман почти рассеялся.

За железнодорожным полотном виднелась деревня. Возле здания станции росли такие могучие деревья, что их вершины терялись в тумане. Поезд тронулся с места, будто желал как можно скорее оставить это проклятое место, и Анна заметила, что солдаты через оконное стекло продолжали таращиться на нее. Поезд скрылся из виду, а Анна не отрываясь смотрела на рельсы. Она пыталась представить себе, что, может быть, по этим же рельсам привезли когда-то и обреченных на смерть. Пожалуй, где-то здесь поблизости их и высадили из вагона.

Стало холоднее, промозглый туман, казалось, проникал в самые легкие.

— Куда дальше? — спросила Анна, поежившись.

— Никаких указателей, — произнес Филипп, оглядываясь вокруг.

Осмотревшись и не найдя никаких ориентиров, он решил подойти к старухе со щеткой. Филипп заговорил с ней по-немецки. Та в недоумении подняла голову, и было ясно, что она не поняла ни слова. Но вдруг женщина изменилась в лице, ее черты исказил гнев. Старуха быстро махнула рукой куда-то налево и отвернулась от Филиппа, вновь принявшись за свою монотонную работу. Когда они проходили мимо старой женщины, та весьма выразительно сплюнула в их сторону, и Анне едва удалось увернуться от плевка.

— Что это с ней?

— Пожалуй, здесь не очень любят гостей.

— Конечно, раз нет даже указателей.

— Думаю, что организаторам мемориала холокосту живется трудно. Народу нелегко признавать себя виновным, и мемориал организован под давлением русских, а местные жители чувствуют себя в связи с этим обиженными.

— Да пошли они! — не выдержала наконец Анна. — Они ведь сотрудничали с нацистами, не так ли?

Указатели так и не попались им по дороге. Наверное, они когда-то существовали, но местные жители их убрали. Наконец они оказались на тропе, ведущей в лес. Деревья здесь были невероятно огромными. Развесистые лапы ельника нависали над тропой, потом пошли черно-белые березы с голыми ветвями. В лесу туман не рассеялся, и тишина царила полная. Анна крепче схватила за руку Филиппа, стараясь идти с ним нога в ногу. Этот лес напоминал Анне ее детские кошмары, где обитали призраки.

— Я рада, что ты здесь, — тихо прошептала она. Фотоаппарат висел у нее на плече, но Анна сомневалась, что ей удастся сегодня сделать хотя бы одну фотографию.

Тропинка повернула и вдруг закончилась у вымощенной камнем площади. Были видны низкие бараки и что-то вроде монумента в центре.

— Похоже, мы дошли, — заключил Филипп.

— Интересно, сколько людей совершили сюда паломничество, как мы?

Они решили подойти к монументу. Это оказалась скульптура, изображающая группу изможденных людей.

— Смотри, — заметила Анна. — Первый знак.

Стрелка указывала направление движения к лесу. На доске на русском и на латышском языках было что-то неразборчиво написано.

— Ты хочешь пойти по направлению этой стрелки или зайти в один из бараков? — спросил Филипп.

— Пойдем туда, куда указывает стрелка.

Они шли, не говоря ни слова. Анна крепко держала Филиппа за руку. Ветер шумел в верхушках деревьев. Иногда лапы елей нависали так низко, что приходилось сгибаться в три погибели, чтобы пройти.

Минут через пять тропинка привела их к более широкой дорожке. Сквозь густой туман можно было различить какие-то бугры. Анна даже и отдаленно не могла себе представить, что это такое.

— Массовые захоронения, — сразу определил Филипп.

— Здесь? — Она в ужасе вглядывалась в бесконечные холмики и вдруг поняла: она стоит на том месте, где кончили свою жизнь несколько десятков тысяч человек.

— Мы прошли той дорогой, по которой их вели сюда. В лагере их раздевали донага, затем гнали сюда, а по бокам стояли эсэсовцы и латыши. Солдаты с пулеметами уже ждали их здесь.

Скорбь охватила сердце Анны. Она отпустила руку Филиппа и сделала несколько неуверенных шагов вперед.

— Филипп, смотри.

Маленькие памятники возвышались над торфяными буграми земли. На одном надгробном камне была выведена фамилия погибшей здесь семьи: «Розенберг».

В другом месте — просто на земле — фотография ребенка на эмали и надпись: «Рахиль».

Повсюду лежали пластиковые цветы.

Еще фотографии в эмалевых овалах — лица будто из земли смотрят на живых.