Маска времени

— Они подошли сюда, но я потеряла сознание и уронила фонарь. Немцы накинулись на меня, а потом ушли.

— Умный поступок, — одобрил американец, и его темные глаза встретились с глазами Кандиды.

— Но это у меня вышло само собой.

— Кто был у вас? Полевая жандармерия?

— СС. — Кандида увидела страх на лице раненого. — Попейте еще.

Она не отрываясь смотрела на американца, пока он пил. Казалось, он еще больше похудел за прошедшие сутки, и скулы сильнее выступили на лице. Губы были сухими и потрескавшимися. Кандида почувствовала стыд за свой недавний гнев по отношению к этому несчастному.

— Я слышал крик, — тихо сказал раненый.

— Это били моего брата. Ни за что. Как собаку…

— Простите. Простите… Это неправильно. Я должен покинуть вас, — запричитал Джозеф.

— Не валяйте дурака. Вы даже и шагу не сможете сделать в таком состоянии.

— Вечером. Сегодня вечером я уйду.

— Вы больны и не понимаете, что говорите. Во всяком случае, немцы ушли, и назад они пока не собираются возвращаться. Не вините себя понапрасну, — попыталась улыбнуться Кандида.

— Если бы меня нашли здесь, убили бы всю семью. Не надо было приносить меня сюда, не надо…

— Значит, ваши товарищи должны были оставить вас умирать в лесу, как собаку?

— Все равно это было бы лучше. Американец, казалось, был совершенно серьезен.

— Что сделано, то сделано, и изменить ничего нельзя, — заключила Кандида и, приоткрыв одеяло, решила осмотреть повязку.

Ночью кровотечение продолжалось, но сейчас оно, кажется, прекратилось. И запах крови не чувствовался.

— Я хочу ввести вам пенициллин. Укол морфия сделаю только по вашему желанию.

Джозеф только кивнул головой в ответ. Он смотрел, как Кандида наполняла шприц. Девушка сделала все так, как ее учил доктор: закатала рукав у больного и сразу же отыскала голубую вену…

— Сейчас вы почувствуете себя лучше.

Кандида внимательно смотрела в лицо больному. Через несколько секунд она увидела, как расправились напряженные морщины в углах рта, и боль начала отступать. Веки больного отяжелели, и он вздохнул:

— Вы нравы — так лучше.

Но американец все еще продолжал дрожать.

— Вы замерзли? — спросила его девушка.

— Собачий холод, — еле прошептал он в ответ.

— Вы горячий, наверное, у вас температура. Надо вызвать доктора.

— Нет! Не уходите! Не оставляйте меня.

— Но мне надо уйти. Я не могу здесь долго задерживаться.

— Не уходите, — взмолился раненый. — Побудьте еще немного.

Тут американец начал что-то быстро шептать по-английски. Его взор затуманился — по всей видимости, он уже не понимал, где находится.

Кандида укрыла раненого одеялом, готовясь уйти. Но как только она попыталась встать, американец вновь крепко схватил ее запястье.

— Поцелуй меня! — скомандовал он. — Поцелуй, прежде чем уйдешь.

Скорее всего он принял Кандиду за кого-то другого. За любовницу. Девушка почувствовала, как жар ударил в голову. Но она склонилась и нежно поцеловала раненого в бровь. Это его успокоило, и он поблагодарил, еле слышно.

Кандида заменила ночной горшок на другой. Уходя, она сказала:

— Вода у вас под рукой. Сейчас я не буду вас закрывать.

Американец смотрел вслед девушке, пока она не вышла из комнатки.

Доктор был поражен.

— Ты хочешь сказать, что он все еще жив?

Кандиде понадобилось три часа, чтобы добраться сюда, и она понимала, что обратный путь, вверх по холму, займет еще больше времени.

— Конечно, жив. Зачем ему умирать?

— Но шок, потеря крови, гангрена, сепсис. Дитя мое, он обязан был умереть.

Лекарь сидел в грязном доме со стаканом вина в руке, и вечная сигарета торчала у него во рту.

— Свинарник — не самое лучшее место, где человеку вскрывают внутренности, а потом убирают их на место. Вы спрятали его?

— Да. В подвале.

— Час от часу не легче. Там холодно, темно, сыро и грязно. Не лучшая палата после операции.

Кандида не отрываясь смотрела на доктора, может быть, впервые осознав в полной мере, через какие невероятные испытания пришлось пройти раненому американцу. В отсутствие всякой гигиены, без надлежащего медицинского ухода, под постоянной угрозой, что его могут найти нацисты, этот человек просто был обречен на смерть. Девушка будто вновь ощутила прикосновение горячих дрожащих пальцев раненого, увидела слабое движение его век в свете фонаря.

— Он выживет. Все равно выживет. Спрятать еще куда-то мы его не можем.

Врач пристально смотрел на Кандиду сквозь табачный дым:

— Я слышал, у вас были немцы прошлой ночью?

Кандида даже не удивилась такому вопросу. Новости в этих местах распространялись с головокружительной скоростью.

— Они обыскивали каждый дом в округе, не только наш. И ничего не нашли, — с этими словами она передала лекарю сверток с едой. — Немцы забрали почти все. Это то, что осталось.

Врач сделал движение, чтобы вернуть сверток, но Кандида предупредительно добавила:

— Вы сказали, что дадите еще пенициллина.

— Немцы все еще шарят в округе. У них убили четырнадцать солдат. — Врач затушил сигарету. — Если они найдут вашего американца, то вы выдадите и мое имя, следовательно, могут повесить и меня. — Мы ничего не скажем.