Следователи — Алексей Федоров и Михаил Вольский.
1948 год, Лефортовская тюрьма, Москва.
1949, ГУЛАГ 5431, Тамбов.
1952, ГУЛАГ 2112, Владивосток.
1956, пересыльный лагерь С-56, Ташкент.
1956, ГУЛАГ 732, Киев.
1957, ГУЛАГ 9513, Латвия.
1959?
Анна долго смотрела на эти записи, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять в руки другую бумажку. Это оказалась регистрационная карточка какой-то дешевой московской гостиницы. Наверху было отпечатано: «Гостиница «Одесса», Москва» с адресом и телефоном внизу. А еще ниже два слова оказались приписанными рукой, причем одно из них кириллицей, а другое — латинскими буквами:
РТУТЬ — Quecksilber.
Ни одно из этих слов ничего не значило для Анны. Почерк явно был не материнский. Буквы — на старинный манер, рука слегка дрожала при этом, причем русское слово выписали более тщательно, чем латинское.
Анна сняла телефонную трубку и набрала нью-йоркский номер Филиппа. Он ответил сразу:
— Анна?
— Привет. Я знаю имя человека, которого разыскивала моя мать.
— Как тебе удалось?
— Я нашла кое-какие бумаги в юридической конторе. Они были в кейсе, который мать брала в Россию. Всего несколько бумажек. Его имя — Джозеф Красновский. Это что-нибудь тебе говорит? — с надеждой спросила Анна.
— Само по себе — нет, но фамилия явно славянская. Большинство пропавших без вести — славянского происхождения, хотя они являлись американскими гражданами. Скорее всего, это и было причиной репрессий по отношению к ним.
— Понятно. Но здесь еще и список. Он напоминает даты и названия русских концентрационных лагерей. Список завершается знаком вопроса, поставленным напротив даты 1959 год. Помимо этого, есть еще разные пометки, которые мне вообще ничего не говорят. А ты что об этом думаешь?
Филипп долго молчал, а затем заговорил:
— У меня есть кое-какие связи в американском совете по правам человека в Вашингтоне. Я позвоню и попрошу проверить это имя в компьютерах. Если там что-то есть на него, то мы все узнаем. Они обратятся в правительственный банк данных. Через день мы будем знать почти все о Джозефе Красновском. Может быть, ты и поймешь, почему твоя мать была так заинтересована в этом человеке.
Сердце Анны готово было вырваться из груди.
— Ты действительно так думаешь?
— Действительно.
— Это просто прекрасно.
— Прочти мне все, что ты нашла в бумагах, не пропуская ничего, — повелительно произнес Уэстуорд.
Медленно, слово за словом, она начала читать все, что было написано на листках, по буквам произнеся и русское слово, при этом стараясь изо всех сил. Когда Анна закончила, то ее вдруг осенила мысль, что беспорядочные записи являлись последними вехами той одиссеи, которую предприняла ее мать в течение последнего времени.
— Ведь это важно, не правда ли, — заключила наконец Анна. — Перед нами доказательство того, что Кейт не была сумасшедшей и не находилась во власти иллюзий.
— Я вообще никогда не думал, что она не в себе.
— Зато другие думали. А как насчет этого
— Это немецкий вариант слова «ртуть». А что обозначает русское слово, я не знаю. Но проверить смогу. Что ж, неплохо, Анна, теперь у тебя в руках два кусочка какой-то головоломки.
— Но другие, кажется, безнадежно пропали. И я даже представить себе не могу, какой должна быть картина в целом.
— Не будь так пессимистична. То, что появилось имя, — это большая удача.
— Я разговаривала со слесарем, просила прийти и открыть сейф. Внутри наверняка будут еще какие-нибудь бумаги.
— Хорошо.
Анна поколебалась немного, прежде чем спросить:
— А когда… когда ты вернешься?
— Завтра вечером.
— Тогда я приготовлю ужин. Здесь — на квартире матери, — решительно проговорила она в трубку.
— Прекрасно. Только будь осторожна, Анна. — И на другом конце провода повесили трубку.
В больнице ее ждал Кемпбелл Бринкман.
— Рам Синкх хочет что-то сказать тебе, — сообщил он.
— Как ей — лучше? — спросила Анна с отчаянной надеждой.
— Нет, — мрачно ответил Кемпбелл. — Пойдем.
Моложавый доктор-индус ждал их прихода в кабинете, стетоскоп болтался у него на шее. Он встал с кресла, чтобы пожать Анне руку.
— Как моя мать? — спросила она.
— С точки зрения физического здоровья все, слава Богу, стабилизировалось. Но этого нельзя сказать о состоянии мозга.
И с этими словами Рам Синкх развернул перед Анной какие-то рулоны, помеченные непонятными значками:
— Это последняя электроэнцефалограмма, которую мы сделали миссис Келли. Вы можете сами сравнить ее с предыдущими — никаких обнадеживающих изменений. Нам нужно ваше разрешение, чтобы перевезти больную в другой госпиталь.
— В какой?
— Госпиталь «Святой крест». Он лучше оборудован для ухода за подобными пациентами.
— Там занимаются мозговыми травмами?
— Не совсем. Но в нем есть нейрологическое отделение.
— И есть коматозные больные?
— Да.
— Но разве здесь нет специально оборудованных палат для тех, кто впал в кому?
— Есть. Однако здесь подобное содержание обойдется вам намного дороже, чем в госпитале «Святой крест». К тому же там весьма опытные специалисты.
— Из чего я могу заключить, что здесь уход лучше.