Маска Цирцеи

— Сегодня вечером — Шабаш, — сказал он. — Лорд Ганелон должен быть готов к нему. Однако, это дело Медеи, а она интересуется, проснулся ли Ганелон. Раз ты проснулся, то можем пойти к ней прямо сейчас.

— Ты пойдешь с Матолчем? — спросила меня Эдейри.

— Почему же нет?

Рыжебородый опять усмехнулся.

— А ты действительно забыл, Ганелон. В старые добрые времена ты никогда не допустил бы, чтобы я шел за твоей спиной.

— Но ты всегда был достаточно умен, чтобы не вонзить в эту спину кинжал, — ответила Эдейри. — Если бы только Ганелон позвал Ллура, для тебя бы это добром не кончилось!

— Я просто пошутил, — небрежно сказал Матолч. — Мой враг должен быть достаточно силен, прежде чем я стану с ним считаться. Так что я подожду, когда к тебе вернется память, лорд Ганелон. А тем временем Совет приперт к стене, и мы нуждаемся в тебе так же сильно, как и ты в нас. Так ты идешь?

— Иди с ним, — посоветовала Эдейри. — Опасности нет, рычание волка хуже, чем его клыки — даже если он и забыл о Кэр Ллуре.

Мне показалось, что я уловил скрытую угрозу в ее словах. Матолч пожал плечами и отодвинул портьеру в сторону, пропуская меня вперед.

— Мало кто осмеливается угрожать оборотню, — бросил он.

— Я осмеливаюсь, — ответила Эдейри из тени своего капюшона.

И я вспомнил, что она тоже была мутантом, хотя и не ликантропом, как рыжебородый оборотень, который шел рядом со мной по коридору.

Кто же была Эдейри?

4. МАТОЛЧ И МЕДЕЯ

Я все еще был как в тумане и никак не мог понять — наяву это все творится со мной, или нет. Шок притупил мои чувства, я не мог как следует думать. Самые обыденные мысли переполняли мой мозг, как будто, концентрируясь на своих повседневных чувствах, я мог не обращать внимания на то, что находился не на привычной, твердой, родной Земле.

Но странная вещь. Что-то знакомое было в этих сводчатых залах с бледными стенами, по которым я шел рядом с Матолчем, такое же знакомое, как и в сумеречном лесном пейзаже, простирающемся до горизонта, который я увидел из окна моей комнаты.

Эдейри — Медея — Совет.

Эти слова были важны, как будто я когда-то знал их хорошо на чужом языке, который потом забыл.

Подпрыгивающая, быстрая походка Матолча, легкий размах его мускулистых плеч, свирепая улыбка полных губ из-под рыжей бороды — все это не было ново для меня.

Он пристально наблюдал за мной своими желтыми глазами. Внезапно он остановился перед красной портьерой и, заколебавшись, отодвинул ее в сторону, приглашая войти.

Я сделал шаг и остановился, глядя на него. Он кивнул головой, как будто был чем-то очень доволен. Но лицо его так и не изменило своего вопросительного выражения.

— Значит, ты все-таки кое-что помнишь? Достаточно, чтобы понять, что это не комната Медеи? И все-таки ты войдешь сюда на минуту. Я хочу поговорить с тобой.

Следуя за ним по винтовой лестнице, я внезапно понял, что он говорит не по-английски. Но я понял его, так же, как я понимал Эдейри и Медею.

Ганелон?

Мы очутились в застекленной комнате башни. В дымном воздухе неприятно пахло, и угли еще теплились на жаровне треножника, стоявшего в самом центре комнаты. Матолч указал мне на кресло рядом с окном. Сам он небрежно уселся рядом.

— Интересно, много ли ты помнишь? — спросил он.

Я покачал головой.

— Совсем немного. Но достаточно... чтобы не совсем тебе доверять.

— Значит, искусственные воспоминания землянина все еще сильны. Гаст Райми сказал, что рано или поздно ты все вспомнишь, но что на это потребуется время. Фальшивая запись на коре твоего головного мозга сотрется, и через некоторое время старые, истинные воспоминания вернутся.

«Как икона, — подумал я, — одна запись на другой». Но Ганелон все еще был чужим — я оставался Эдвардом Бондом.

— Интересно, — сказал Матолч, медленно поднимая на меня глаза. — Ты много лет провел в ссылке, не поменялся ли ты целиком? Раньше ты всегда... ты ненавидел меня, Ганелон. Скажи, ты ненавидишь меня сейчас?

— Нет, — честно ответил я. — По крайней мере, не знаю. Мне кажется, что я тебе не доверяю.

— У тебя на это есть причины. Если ты вообще хоть что-нибудь помнишь. Мы всегда были врагами, Ганелон, хотя и зависим один от другого нуждами и законами Совета. Должны ли мы быть врагами и дальше?

— Это от многого зависит. Я вовсе не хочу иметь врагов — особенно здесь.

Матолч нахмурил свои рыжие брови.

— О, это не речь Ганелона! В старые добрые времена тебе было все равно, сколько у тебя врагов. Если ты изменился настолько, то всех нас может ждать большая опасность.

— Я мало что понимаю из того, что ты говоришь, — сказал я. — Все это похоже на сон.

— Это хорошо. Если ты снова станешь старым Ганелоном, мы опять будем врагами. Но если ссылка на Земле изменила тебя — мы еще можем быть друзьями. Друзьями быть лучше. Медее это не понравится; не думаю, что и Эдейри будет в восторге. А что касается Гаста Райми...

Он пожал плечами.

— Гаст Райми... стар, очень стар. Во всем Темном Мире, Ганелон, ты имеешь больше всех власти. Или можешь иметь. Но это будет означать, что надо идти в Кэр Ллур.

Матолч остановился и посмотрел мне в глаза.