Он совсем не то намеревался сказать, к тому же не привык ругаться. Теперь он понял, что его трясло от гнева.
Мистер Питерс опустил пистолет и уселся на край матраса.
— Ужасно неудобно, — с несчастным видом произнес он. — Я не ожидал, что вы вернетесь так скоро. Дом свиданий вас, должно быть, разочаровал. Ну да, конечно, неизменные девочки из Армении. Вначале привлекательны, но быстро наскучивают. Я часто задумываюсь, что наш великий мир был бы лучшим, более совершенным местом, если…
Толстяк замолчал.
— Об этом мы поговорим в другой раз. — Он осторожно положил тюбик из-под зубной пасты на тумбочку. — Я надеялся немного привести все в порядок, до того как уйду…
Латимер решил выиграть время.
— Включая книги, мистер Питерс?
— Ах да, книги! — Он печально покачал головой. — Акт вандализма. Книга — восхитительная вещь, сад, усаженный цветами, ковер-самолет, уносящий прочь к неизведанным странам. Мне жаль. Но это было необходимо.
— Что необходимо? О чем вы вообще говорите?
Мистер Питерс многострадально улыбнулся.
— Будьте откровенны, мистер Латимер, пожалуйста. Вам известна причина, по которой вашу комнату следует обыскать. Разумеется, вы оказались в трудном положении и не знаете, что я задумал. Если вас утешит: я не в курсе, что задумали вы. Мое положение тоже легким не назовешь.
Происходящее казалось настолько невероятным, что в гневе Латимер позабыл свой страх.
— Так, теперь послушайте, мистер Питерс, или как там вас зовут. Я очень устал и хочу спать. Если я правильно помню, несколько дней назад мы с вами путешествовали в поезде, идущем из Афин. Вы направлялись в Бухарест, а я сошел здесь, в Софии. Я гулял с другом. Возвращаюсь в отель и обнаруживаю, что номер в ужасном беспорядке, книги испорчены, а вы размахиваете пистолетом у меня перед носом. Я делаю вывод: вы или вор, или пьяны. И я пока не позвал на помощь исключительно из-за вашего пистолета, которого, признаюсь, побаиваюсь. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что воры обычно не встречают своих жертв в спальных вагонах первого класса. И книги на кусочки они тоже не рвут.
С другой стороны, вы не производите впечатление пьяного. Поэтому возникает мысль: а может, в конце концов, вы псих? Если так, то мне остается только не провоцировать вас и надеяться на лучшее. Но если вы относительно в своем уме, я должен еще раз попросить у вас объяснений. Повторяю, мистер Питерс: какого черта здесь происходит?
Слезящиеся глаза толстяка были полуприкрыты.
— Превосходно, — восхищенно сказал он. — Превосходно! Нет-нет, мистер Латимер, держитесь подальше от кнопки звонка. Так-то лучше. Знаете, в какой-то момент вы меня почти убедили в своей искренности. Почти. Конечно, не совсем. Не очень хорошо с вашей стороны пытаться меня обмануть. Нехорошо, не очень продуманно, и пустая трата времени.
Латимер сделал шаг вперед.
— А теперь послушайте меня…
«Люгер» дернулся вверх. Улыбка исчезла с лица мистера Питерса, и его безвольные губы слегка раздвинулись. Он выглядел как больной аденоидами. Опасный тип. Латимер поспешно отошел назад, и улыбка медленно возвратилась на место.
— Да ладно, мистер Латимер. Всего лишь немного откровенности. У меня самые лучшие намерения. Я не рассчитывал, что вы меня застанете. Теперь нельзя притвориться, что мы встретились как пара добрых друзей. Давайте же раскроем карты.
Он немного наклонился вперед.
— Почему вы интересуетесь Димитриосом?
— Так дело в Димитриосе?
— Да, дорогой мистер Латимер, в Димитриосе. Вы, как и Димитриос, приехали с Востока. В Афинах вы с большим энтузиазмом разыскивали в архивах его досье, а здесь, в Софии, даже наняли для этого посредника. Зачем? Подумайте, прежде чем дать ответ.
Я не испытываю к вам никаких враждебных чувств и не вынашиваю злого умысла. Просто так получилось, что я тоже интересуюсь Димитриосом, а из-за этого интересуюсь и вами. Мистер Латимер, скажите честно: что вы задумали? Какую игру — уж простите мне такое выражение — вы ведете?
Латимер молчал. Он попытался что-то сообразить, но не очень успешно, и смутился. Он все время считал Димитриоса своей собственностью, тот был для него такой же научной проблемой, как авторство анонимного стихотворения шестнадцатого века. А теперь перед ним предстал противный мистер Питерс со своими улыбочками и пистолетом и потребовал ему все рассказать, как будто это он, Латимер, вмешивался не в свое дело.
Впрочем, чему удивляться? Димитриоса скорее всего знали многие, хотя Латимеру почему-то казалось, что они все должны были умереть вместе с Димитриосом. Абсурдно, сомнений нет…
— Итак? — Улыбка толстяка не потеряла своего добродушия, однако в его хриплом голосе послышалась некая резкость, которая наводила на мысль о маленьком мальчике, отрывающем мухам ножки.