Маска Димитриоса

— Как пожелаете, месье, разговор с вами доставил мне несказанное удовольствие. Нет, не здесь, пожалуйста! У меня суеверие: никаких денег в моей комнате. Рассчитайтесь с официантом. Вы не против, если я не буду спускаться с вами вниз? Мне нужно кое-что уладить. Оревуар, месье. Оревуар, месье. До скорого.

Темные, с поволокой, глаза с любовью задержались на них. И с немалым удивлением Латимер обнаружил, что расставанием огорчен.

Счет принес сам управляющий, проворный и энергичный.

— Тысяча сто левов, месье.

— Сколько?!

— Эту цену вы обговорили с мадам, месье.

— Знаете, — заметил Марукакис, когда они ждали сдачу, — нельзя всецело осуждать Димитриоса. У него были и достоинства.

Димитриоса от лица «Евразийского кредитного треста» нанял Вазов, который хотел избавиться от Стамболийского. Интересно было бы узнать, как они его завербовали. Должно быть, результаты их удовлетворили, так как ему доверили схожую работу в Адрианополе. Там он, вероятно, и использовал имя Талата.

— Турецкая полиция этого не знала. Они слышали о нем только как о Димитриосе, — вставил Латимер. — Но вот чего я никак не могу понять: почему Вазов — ведь очевидно, что именно он навестил Превезу в 1924 году, — позволил ей рассказать полиции про письмо из Адрианополя.

— Могла быть только одна причина. Потому что Димитриоса там уже не было. — Марукакис подавил зевок. — Любопытный выдался вечерок.

Они стояли у отеля, в котором остановился Латимер. Ночной воздух был холоден.

— Я, наверное, пойду, — произнес Латимер.

— Вы уезжаете?

— Да. В Белград.

— Так, значит, Димитриос вас еще интересует?

— О да.

Латимер помедлил.

— Не могу выразить, насколько я вам признателен за помощь. Для вас эта затея оказалась непростительной тратой времени.

Марукакис рассмеялся, потом сконфуженно улыбнулся и объяснил:

— Я смеялся над собой: завидую вам, у вас есть Димитриос. Если в Белграде вы узнаете о нем что-либо новое, я бы хотел, чтобы вы мне написали. Напишете?

— Конечно, напишу.

Но Латимеру не суждено было попасть в Белград.

Он снова поблагодарил Марукакиса, и они пожали друг другу руки. Потом он пошел в отель. Его номер располагался на третьем этаже, и он с ключом в руке стал подниматься по лестнице. Ковры, устилавшие коридоры, поглощали звук шагов. Писатель вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь.

Латимер ожидал увидеть темноту, а в комнате был включен свет. Это его несколько озадачило. В голове мелькнула мысль: ошибся номером? Но мгновением позже он увидел нечто, что опровергло эту идею. В комнате царил хаос.

Содержимое чемоданов валялось на полу в полном беспорядке. Постельное белье было небрежно сброшено на кресло. На матрасе лежало несколько английских книг, которые он привез с собой из Афин, с разодранными переплетами.

Изумленный Латимер сделал два шага внутрь. Еле различимый звук справа заставил его повернуть голову. В следующее мгновение сердце противно екнуло.

Дверь, ведущая в ванную комнату, открылась. За ней, с распотрошенным тюбиком зубной пасты в одной руке и огромным «люгером» в другой, приторно, печально улыбаясь, стоял мистер Питерс.

7 Полмиллиона франков

Однажды в своей книге «Оружие убийцы» Латимер описывал ситуацию, в которой убийца угрожал одному из героев револьвером. Тот эпизод удовольствия ему не доставил. И если бы он не вытекал логически из хода повествования и не был бы так нужен или, например, появился бы не в последней главе, а в первой (где временами допустимо немного мелодрамы), то писатель приложил бы все усилия, чтобы его избежать. Но так как избежать было невозможно, он постарался подойти к этому описанию разумно. Что, задал себе вопрос Латимер, чувствовал бы он сам в подобных обстоятельствах? И пришел к заключению: был бы безумно напуган и абсолютно лишился бы дара речи.

Однако сейчас не произошло ни того ни другого. Возможно, отличались обстоятельства. Мистер Питерс держал огромный пистолет как дохлую рыбу и не производил зловещего впечатления. Латимер знал, что мистер Питерс не убийца: он уже встречался с ним — обычный зануда. Это каким-то непостижимым образом успокаивало нервы.

Но хотя Латимер не испугался и не потерял дара речи, все-таки он был в полном замешательстве. Поэтому не смог озвучить небрежное «Добрый вечер» или радостное «Какой сюрприз!», подходящие к случаю. А вместо этого издал дурацкое односложное слово:

— Ой.

Мистер Питерс взял пистолет поувереннее.

— Не будете ли вы так любезны, — спокойно начал он, — закрыть за собой дверь?

Латимер подчинился. Теперь он и в самом деле почувствовал сильный страх, намного более сильный, чем довелось испытать герою в его книге.

Он боялся, что его ранят: он уже чувствовал, как врач вытаскивает пулю. Он боялся, что мистер Питерс нечасто держал в руках пистолет и может случайно выстрелить. Он боялся дернуться — вдруг внезапное движение неправильно истолкуют.

Его затрясло с ног до головы, но непонятно, то ли от гнева, то ли от страха, то ли от шока.

— Какого черта все это значит? — спросил Латимер, а затем выругался.