Маша и Медведев

Из прострации Марусю вывело пиликанье мобильного, с которым играла сильно накрашенная медноволосая девица.

— Простите, — повернулась к ней Маруся, — вы не разрешите мне позвонить по вашему телефону?

— О! — удивилась сокамерница. — Проснулась! А сколько дашь?

— Вы имеете в виду деньги? — уточнила Маруся.

— А ты хочешь расплатиться натурой? — подмигнула медноволосая.

— Понимаете, никто не знает, где я. Надо сообщить друзьям, иначе мне не смогут помочь…

— А вы знаете, мадам, что вам по закону положен один звонок? — Тщедушный мужчина с вдохновенным лицом сорвался с места и бросился к Маше так стремительно, что она испуганно отшатнулась. — Сатрапы, понятное дело, законов не исполняют. Но мы-то с вами просто обязаны защищать свои права! А иначе в стране окончательно восторжествует зло! Вы слышите? Слышите?!

Он грозно воздел палец, и Маша, не решаясь вытереть забрызганное слюной лицо, невольно прислушалась.

— Это стонет обманутый властью народ!

— Во дает коммуняка! — восхитились сокамерники.

— Я не коммунист! — гневно открестился тщедушный. — Зюгановцы продались за тридцать сребреников. Я член партии «Трудовая Россия»! Мы не болтуны! Мы делатели!

— Ты чё разорался-то, гнида? — приподнялся с настила кудлатый заспанный парень. — Мало тебе на митинге накостыляли? Так я добавлю!

Но тщедушного было уже не остановить. Глаза его горели революционным огнем, на губах вскипала слюна, а узкую грудь вздымала сумасшедшая жажда всеобщей справедливости.

— Немедленно откройте дверь! — барабанил он в металлическую обшивку, распаляясь все сильнее. — Я требую прокурора! Здесь попираются гражданские права!

Смотровое окошко со скрипом приоткрылось.

— Опять выступаешь, Курицын? — лениво поинтересовался дежурный. — И когда ты только свой поганый язык прикусишь? Пятнадцать суток, считай, уже заработал…

— Вы почему отказали даме в телефонном звонке? — взвизгнул Курицын.

— Какой даме? — удивился сержант. — Мы дамам никогда не отказываем…

— Вы бросьте свои грязные намеки! — запетушился борец за гражданские права. — Вам этот произвол просто так с рук не сойдет!

Дежурный отпер дверь и хмуро отыскал взглядом Марусю.

— Это вы, что ли, его возбудили? Вам же предлагали позвонить. Лейтенант Тарабрин предлагал, я сам слышал. То молчала, как рыба об лед, а то волну гонит. Идите звоните!

У Таи было занято, и Маруся набрала номер Лизы. Трубку сняла Софья Андреевна, выслушала, не перебивая, сказала:

— Успокойся и жди, скоро мы тебя вызволим.

Но только через долгие четыре часа Марусю привели наконец в кабинет, где находились уже знакомый лейтенант Тарабрин, Тая, Лиза и Роман.

— Маруся! — шагнул он ей навстречу.

Но она замахала руками, будто отгоняя привидение и безуспешно пытаясь что-то сказать внезапно севшим голосом.

— Потом, потом! — кинулась на выручку Лизавета. — Все! Мы уезжаем, а ты, — обернулась она к Тае, — заберешь из квартиры Машкины вещи…

Вечером они сидели за столом в маленькой кухне, и Софья Андреевна на правах старшей первой взяла слово:

— Давайте обсуждать только реальные варианты. Лично мне приходит в голову лишь один: надо заставить Романа или разменять квартиру, или купить Марусе однокомнатную.

— Ну правильно! — возмутилась Тая. — Они останутся в ее трехкомнатной, а Машка…

— Все остальное — пустые мечты, — охладила ее пыл Софья Андреевна.

— Я ничего от него не приму, — тихо сказала Маруся.

— Тогда живи у нас…

— Или у нас…

— Нет, — покачала она головой. — Это исключено.

— А что же ты будешь делать?!

— Я… Я уеду.

— К Юльке?

— Софья Андреевна! Можно, я с вашего телефона пошлю телеграмму? — И, не дожидаясь ответа, Маруся, словно боясь передумать, сняла трубку и набрала «06». — Девушка, пожалуйста, Ивановская область, Савинский район, почтовое отделение Меховицы, деревня Новоюрово, Крылову Василию Игнатьевичу, — волнуясь, проговорила она. — А текст такой: «Если ваше приглашение остается в силе, я приеду. Маша!»

— Это тот старик, с которым ты познакомилась в метро? — первой нарушила тишину Лиза.

— Да ты что, Машка, белены объелась?! — взорвалась Тая. — Ты его видела две минуты! Может, это сволочь почище твоей Тамары! Или сумасшедший! Куда ты едешь?! Что ты вообще будешь там делать, в этой деревне? Коров пасти?

— Ты не горячись, — остановила ее Софья Андреевна. — Это не такой уж плохой вариант.

— Тогда объясните мне, чем он хорош, а то я, убогая, не понимаю!

— Она сменит обстановку — это главное. Придет в себя. Ее сейчас, в таком состоянии, ни в одно издательство не возьмут. Вообще никуда! У нее же на лбу написано: «На грани нервного срыва». А в деревню она, считай, отдыхать едет — на каникулы к дедушке. Лето только начинается! Загорит, воздухом надышится, соловьев послушает, вернется осенью — кровь с молоком. Будем от нее работодателей поганой метлой отгонять!

— А что ты Юльке напишешь? — не сдавалась Тая.

— Вот так и напишет: решила, мол, пожить летом у друзей на даче…

7