Мартлет и Змей

Помянув недобрым словом докучливого мага (вот уж кому не составило бы труда разобраться во всей этой писанине!), Сноббери поднял с полки отложенную кем-то в сторону от остальных книг старую толстую тетрадь с выдавленным змеем на потрепанном кожаном переплете. Золотыми буквами на обложке было выведено: «История славного и древнего рода Бремеров». Бегло перелистав книгу, сэр Уильям поспешил тут же захлопнуть ее – обилие мелкого убористого текста, как обычно, его пугало. Единственное, на что граф обратил внимание, так это остаток неровно вырванной где-то посередине рукописи страницы. Резонно рассудив, что самое важное должно было находиться именно на ней, граф тут же потерял интерес к оставшимся кипам листов и вернул книгу на место.

– У этих Бремеров сам Бансрот ногу сломит, пока что-нибудь стоящее отыщется, – зло проговорил сэр Уильям, усаживаясь в кресло барона.

За окном была уже глубокая ночь, но уходить из Логова Змея с пустыми руками графу совсем не хотелось, и, чтобы занять себя хоть чем-то помимо чтения надоевших бумаг, он принялся шарить по ящикам стола. Поначалу их содержимое разочаровало Сноббери – все те же бумаги, печати, перья и чернила. Но в самом нижнем отделении его подстерегала неслыханная удача – почти полная бутылка сархидского «Шипа Розы», любимого вина барона. Рядом очень кстати нашелся и кубок.

Потирая от нетерпения руки, граф зубами откупорил бутыль и наполнил кубок до краев.

– Ваше здоровье. – Сэр Уильям обернулся и заговорщически подмигнул древнему панно на стене, где было изображено фамильное древо «Славного и древнего рода Бремеров». Терпкая жидкость слегка обожгла горло.

Надо сказать, что обычно пил граф Реггерский много, а пьянел мало. Сам Сноббери винил в подобной несправедливости собственное могучее телосложение – мол, с его пропорциями выпивать надо не меньше сотни бутылок за раз, чтобы хоть как-то опьянеть. Но на самом деле всему виной был его маг и советник Моран, не желающий допустить того, чтобы любезный граф закончил свои дни горьким пьяницей. Вовремя заметив нездоровое пристрастие графа к выпивке, чародей начал разбавлять вино волшебными эликсирами, но затем явно заподозривший что-то граф повадился доставать бутылки не только из своего личного погреба. Тогда Искряк придумал более верное средство – он наложил сложное отрезвляющее заклятие на самого сэра Уильяма, и теперь любое вино, выпитое графом, оказывало на него эффекта не больше, чем самая обычная вода. Конечно, заклятие приходилось частенько обновлять, но Моран всегда был рядом, и Сноббери пока что ни о чем не догадывался.

Обычно пьют, чтобы опьянеть или забыться. Сэр Уильям волей обстоятельств был лишен и того, и другого, поэтому пил он скорее по привычке, превратив этот процесс в некий ритуал. Обязательным элементом сего действа была бутылка вина на столе – верный и надежный собеседник, с которым граф с некоторых пор привык вести задушевные разговоры и делиться переживаниями. Порой в стеклянном образе по вине воображения отражались реальные люди: живые или уже давно мертвые, но всегда готовые выслушать и даже молча кивнуть в ответ. Случалось, он вел так беседы с давно почившими отцом и братом, ругался с женой или высказывал излишне заботливому Морану все то, что не решался сказать тому вслух.

Сегодня в зеленом сархидском стекле отражалось немолодое, подчеркнуто надменное лицо с высоким лбом и прямым носом. Густые брови привычно вздернуты вверх, глаза пренебрежительно сощурены – на Сноббери смотрел не кто иной, как средний и теперь уже единственный брат Бремер. И сэру Уильяму явно было, что сказать своему новому слушателю.

– Не так уж далеко ты от меня и ушел, подлец. – Граф Реггерский едва сдерживался, чтобы не схватить за горло своего давнего врага, лишь четкое осознание нереальности происходящего сейчас останавливало его. – Не так далеко. Хоть и строил всю жизнь свои мерзкие козни.

Отражение молчало, но Сноббери прекрасно видел, как омерзительно усмехается зеленое лицо в бутылке.

– Тебе смешно, да? – зло произнес сэр Уильям. – Смешно? Можешь выглянуть в окно, в этот твой ров – посмейся. Там на поверхности плавает твой братец, редкостная скотина. Плавает себе мертвее некуда, если, конечно, птицы его еще не склевали или собаки на части не растащили…

– Что? Нет, ни за что не поверю, что тебе все равно. Мне было не все равно, когда ты лишил жизни Патрика, и ничто в этом мире было не в состоянии утешить меня. Теперь и ты остался один – ни Джона, ни Олафа больше нет рядом. И знаешь, я даже рад, что приложил к этому руку. Видит Синена, я не стремился к мести, но порой Хранн сам вкладывает в ладонь меч и направляет воздающую руку. Ты сделал мне много зла, но я не стал бы мстить сам – для меня воля моего государя значит не меньше, чем долг перед братом. Ты мог бы и дальше наслаждаться своим Теалом, Танкред, если бы не поднял руку на короля. Если бы не предал его величество Инстрельда…

Отражение улыбалось, будто бы обдумывая слова графа.