Мартлет и Змей

– Вы полагаете, что одна смерть сильно отличается от другой? Вопрос ведь не в том, чем убивать, вопрос в том, как сделать это быстрее и убедительней. – Феахе с определенной опаской смотрел на клинок в руке своего господина. Этот эльф был далеко не глуп и уже догадался, что данный разговор затеян Остроклювом не просто так.

– Вопрос не в результате, страж. Я уже говорил, что ты мыслишь как тактик. Ты опять путаешься в понятиях достижения цели и желаемого результата, не в силах узреть всей глубины стратегии. Эстетика и символизм здесь могут стать важнее эффективности, ведь уничтожить предателя – это особая смерть, и она будет стоить сотен других. Убить врага в бою – это одно, казнить труса – другое, а покарать изменника – третье. Если ты убиваешь труса в бою как воина, кто же будет знать, что ты убил труса? Точно так же нельзя и просто казнить изменника, пусть и по другим, менее очевидным причинам.

– По другим? Не слишком ли сложно для столь очевидного решения…

– Ты должен понять одно. – Саэгран больше не слушал Феахе – он заканчивал свою мысль, наблюдая за реакцией собеседника. – Ни к чему показывать слабину, публично признавая свои ошибки, если только ты сам не уверен в том, что они больше не повторятся. Представь, что пока ты не можешь определить настоящего предателя и все еще продолжаешь сомневаться, занося над ним нож; но вот казнить невиновного ты можешь в любой момент, не так ли? Кто ждет от тебя подобного шага?

– А? – Феахе вздрогнул и отступил на шаг назад по каменной мостовой, почувствовав подвох. Голос его дрожал: – К чему вы все это говорите, мой саэгран? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Хвала Лебедю, уже нет. – Неллике молниеносным движением развернул свободно покоящийся в руке кинжал и тут же вонзил его в грудь эльфа. Не носивший тяжелых лат страж захрипел и судорожно схватился руками за торчащую из тела черную раскрывшую клюв рукоять, уже начавшую окрашиваться сочащейся кровью. – Даже не пытайся выдернуть его. Это «поцелуй смерти», клинок, которым в старые времена убивали благородных лордов на залитых кровью тронах. Лезвие с кое-каким «секретом» – оно раскрывается внутри, после чего выдернуть его из раны, не задев при этом жизненно важных органов, практически невозможно.

Яростный хрип раненого вкупе с выступившей на губах кровью и застилающей зрение пеленой боли в глазах показывали, что он и так уже это понял. Жить эльфу оставалось совсем недолго.

– Я более ни в чем не подозреваю тебя, мой верный Феахе, – наклонившись к жертве так, чтобы никто не услышал, тихо и с некоторой печалью в голосе произнес Остроклюв. – Я знаю: ты и в самом деле не предавал меня, можешь считать это своим оправдательным приговором. Но даже такой приговор порой бывает необходимо привести в исполнение. И твоя смерть, эта публичная и показательная кара, еще послужит мне. Она вынудит настоящего предателя, мерзкую изворотливую змею, пригретую на моей груди, совершить ошибку. Капканы готовы, загонщики расставлены, нужен был лишь сигнал горна, чтобы спугнуть зверя. И он прозвучал с твоим хрипом…

Неллике повернулся к своим стражам, глядевшим на произошедшее со страхом и недоумением.

– Я убил предателя. Вы все видели, мои Певчие Птички. Этот день запомнится вам как день, когда я наконец избавил мир от господина Жаворонка.

Стражи молчали, и Неллике усмехнулся…

…Отряд воинов в пурпурных одеждах двинулся дальше по утопающей в тумане улице. Впереди шел предводитель в крылатом шлеме и развевающемся черном плаще за спиной. Один из угрюмых стражей вел на цепи рыдающую баньши – сегодня ей предстояло оплакивать многих; другой тащил оставляющее кровавый след на камнях тело с кинжалом в груди, грубо волоча его за собой на веревке.

* * *

Как ни странно, сэру Уильяму тоже не спалось этой ночью. С самого вечера граф Реггерский расположился в личном кабинете своего давнего врага и занимался тем, что с упрямством, достойным лучшего применения, пытался вникнуть в состояние его дел и раскрыть тайные замыслы. Поначалу он изучал свитки и документы, во множестве разбросанные на письменном столе барона, но длинные колонки цифр и отчетов, нудные докладные записки подчиненных и непонятные долговые обязательства очень скоро наскучили Сноббери.

Еще некоторое время он бродил по кабинету, изучая громоздкие шкафы, плотно заставленные фолиантами. Граф даже взял и полистал пару рукописей, но подобное занятие утомило сэра Уильяма еще быстрее, чем чтение документов. Подобно большинству представителей его сословия, он всегда считал, что владение мечом и копьем предпочтительнее владения словом, оставляя все бумажные дела своему ближайшему советнику и придворному чародею Морану. Но сейчас на мага рассчитывать не приходилось – накануне вечером Моран Искряк сослался на головную боль и то, что проводит какой-то важный магический эксперимент (само собой, это оказалось более срочным, чем нужды его сеньора!), и в данный момент был занят. Должно быть, спал себе беспробудно, досматривая девятый сон.